Если кто-либо спросит: можем ли мы иметь чувство долга, независимое от законов верховного существа? Мы должны ответить на этот вопрос в соответствии с разными значениями слова "долг". Если под словом "долг" мы понимаем некую предрасположенность (determination) одобрять действия и осуществлять их, не обращая внимания на наши собственные интересы, и если эта предрасположенность будет также делать нас недовольными самими собой и обеспокоенными, когда мы поступаем вопреки ей, то в этом значении слова "долг" естественно заложено обязательство всех людей проявлять благожелательность; и они все же находятся под его влиянием (если только оно чрезвычайно не ослаблено застарелыми укоренившимися привычками), даже когда из-за ложных или пристрастных мнений о естественной направленности их действий это моральное чувство ведет их ко злу. Ибо вряд ли представляется возможным полностью его заглушить. Или же, что отвечает той же цели, это внутреннее чувство и инстинкт благожелательности либо повлияют на наши действия, либо сделают нас очень беспокойными и неудовлетворенными; и мы будем сознавать, что находимся в плохом, несчастливом состоянии, даже если не обращать внимания ни на какие законы, или упущенные внешние выгоды, или неудобства, вытекающие из санкций закона. И далее, все же имеются такие данные нам признаки того, что в целом является благожелательным, а что нет, которые, вероятно, могут раскрыть нам истинную направленность каждого действия и дадут нам рано или поздно возможность увидеть порочную направленность того, что пристрастному взгляду казалось благожелательным; или же если у нас нет таких верных друзей, которые предостерегли бы нас, то лица пострадавшие не замедлят выбранить нас. Так что ни один смертный не может обеспечить себе постоянного спокойствия, удовлетворения и самодовольства иначе, как серьезным исследованием направленности своих действий и постоянной заботой о всеобщем благе, в соответствии с самыми правильными понятиями о нем. Но если под долгом мы понимаем мотив, вытекающий из личного интереса, достаточно сильный для того, чтобы. заставить всех тех, кто должным образом его учитывает и мудро добивается своей личной выгоды, проводить определенный курс действий, то мы можем приобрести чувство такого долга, размышляя об этой предопределенной способности нашей природы одобрять добродетель, испытывать удовольствие и счастье от мыслей о том, что мы совершили добродетельные поступки, и переживать беспокойство, когда мы сознаем, что поступили по-другому; а также принимая во внимание, насколько выше любого другого наслаждения мы ценим счастье, доставляемое добродетелью. Мы можем равным образом приобрести чувство долга такого рода, приняв во внимание те доводы, которые доказывают, что постоянное совершение благожелательных и полезных обществу действий является самым лучшим средством содействовать естественному благу каждого человека, что было доказано Кумберлендом и Пуфендорфом. И все это без какой-либо связи с законом. Но далее, если предположить, что наше моральное чувство чрезвычайно ослаблено, а эгоистические аффекты усилились либо из-за какого-то общего разложения природы, либо из-за укоренившихся привычек, если наш разум слаб и мы часто подвергаемся опасности того, что наши аффекты заставляют нас выносить поспешные и опрометчивые суждения о том, что злобные действия будут содействовать нашей выгоде больше, чем благожелательность, в таком случае, если задать вопрос, что необходимо, чтобы склонить людей к благожелательным действиям или вызвать у них постоянное чувство долга, заставляющее их действовать во имя общего блага, тогда, несомненно, чтобы перевесить эти очевидные мотивы выгоды, успокоить наши аффекты и предоставить возможность для восстановления нашего морального чувства или по крайней мере для правильной оценки нашей выгоды, должен быть необходим закон с санкциями, данный высшим существом, обладающим достаточной силой, чтобы делать нас или счастливыми или несчастными.