Все, что мы мыслим, представляется нашему уму либо как вещь, либо как способ [бытия] вещи (maniere dе chose), либо как модифицированная вещь.

Вещью я называю то, что мыслят как существующее само по себе и являющееся субъектом всего, что в нем мыслится. Это называют также субстанцией.

Способом [бытия] вещи, или модусом, или атрибутом, или качеством я называю то, что, будучи мыслимым в вещи как нечто, не обладающее самостоятельным существованием, определяет ее быть известным образом, благодаря чему ее называют такой-то.

Модифицированной вещью я называю субстанцию, когда она рассматривается как определенная известным способом, или модусом. Это будет понятнее из примеров.

Когда я рассматриваю какое-либо тело, моя идея этого тела представляет мне вещь, или субстанцию, потому что я рассматриваю его как вещь, которая существует сама по себе и для того, чтобы существовать, не нуждается ни в каком субъекте.

Но когда я принимаю во внимание, что это тело - круглое, моя идея круглости представляет мне только способ бытия, или модус, каковой, в моем понимании, по самой своей природе не может существовать без тела, свойством которого является круглость.

И наконец, когда, соединяя модус с вещью, я рассматриваю круглое тело, эта идея представляет мне модифицированную вещь.

Имена, служащие для обозначения вещей, называются существительными или абсолютными - например, "Земля", "Солнце", "дух", "Бог".

Те имена, которые первично и прямо обозначают модусы и вследствие этого имеют некоторое отношение к субстанциям, также называются существительными и абсолютными - например, "твердость", "теплота", "справедливость", "благоразумие".

Имена, которые обозначают модифицированные вещи и указывают первично и прямо, хотя и более смутно, на вещь и косвенно, хотя и более отчетливо, на модус, носят название прилагательных или соозначающих (connotatifs) - например, "круглый", "твердый", "справедливый", "благоразумный".

Но следует заметить, что поскольку наш ум привык представлять себе вещи по большей части как модифицированные, ибо он почти всегда представляет их только через акциденции, или качества, воздействующие на наши чувства, он нередко разделяет саму субстанцию в ее сущности на две идеи, из которых одну рассматривает как субъект, а другую - как модус. Так, хотя все, что есть в Боге, - это и есть сам Бог, его мыслят как бесконечное сущее и рассматривают бесконечность как атрибут Бога, а сущее - как субъект этого атрибута. Подобным же образом человек часто рассматривается как субъект человечности, habens humanitatem, и, следовательно, как модифицированная вещь.

В таких случаях в качестве модуса берут сущностный атрибут, т. е. саму вещь, поскольку его мыслят как бы находящимся в субъекте.

Однако очень важно знать, чтo действительно есть, модус и что лишь кажется таковым, ибо одна из главных причин наших заблуждений - смешение модусов с субстанциями и субстанций с модусами. Подлинный модус отличается тем, что без него можно ясно и отчетливо помыслить субстанцию, модусом которой он является, но невозможно, наоборот, ясно помыслить этот модус, не мысля в то же время его отношения к субстанции, модусом которой он является и без которой он но природе своей не может существовать.

Это не значит, что невозможно помыслить модус, не обращая явного внимания на его субъект. Но что понятие отношения к субстанции содержится, по крайней мере смутно, в понятии модуса, видно из того, что нельзя было бы отрицать это отношение, не уничтожая самой идеи модуса, тогда как, мысля две вещи и две субстанции, можно отрицать одну относительно другой, не уничтожая идей этих субстанций.

Например, я вполне могу помыслить благоразумие, не обращая явного внимания на человека, который благоразумен, но я не могу помыслить благоразумие, отрицая его отношение к человеку или какому-либо другому наделенному умом существу, обладающему этой добродетелью.

И напротив, когда я рассматриваю все, что присуще протяженной субстанции, называемой телом, как-то: протяженность, фигуру, подвижность, делимость, и, с другой стороны, все, что присуще духу и мыслящей субстанции, как-то: мышление, сомнение, воспоминание, воление, рассуждение, то я могу отрицать относительно протяженной субстанции все, что входит в мое представление о мыслящей субстанции, и при этом весьма отчетливо мыслить протяженную субстанцию и все ее атрибуты, и наоборот, я могу отрицать относительно мыслящей субстанции все, что входит в мое представление о субстанции протяженной, и при этом весьма отчетливо мыслить все, что я полагаю в мыслящей субстанции.

Из этого видно, что мышление отнюдь не является модусом протяженной субстанции, ибо, отрицая относительно мышления протяженность и все сопутствующие ей свойства, мы тем не менее вполне можем его помыслить.

По поводу модусов заметим еще, что один из них можно назвать внутренними, поскольку они мыслятся в субстанции, как, например, "круглый", "квадратный)), а другие - внешними, поскольку они зависят от чего-то, что не находится в субстанции, как, например, "любимый", "видимый", "желаемый", - всё это имена, связанные с действиями других людей, в школьной логике они называются внешними наименованиями. Если же эти внешние модусы зависят от некоторого способа рассматривать вещи, их называют вторичными интенциями. Так, быть субъектом, быть атрибутом - вторичные интенции, потому что речь идет о двух способах мыслить вещи, обусловленных действиями ума, который связывает две идеи, утверждая одну относительно другой.

Заметим также, что есть модусы, которые могут быть названы субстанциальными, поскольку они представляют нам в действительности субстанции, приложенные к другим субстанциям в качестве модусов и способов (бытия), например: "одетый, "вооруженный".

Другие модусы могут быть названы реальными; это подлинные модусы, которые являются не субстанциями, а способами [бытия] субстанций. И наконец, есть модусы, которые можно назвать отрицательными, поскольку они представляют нам субстанции вместе с отрицанием некоторого реального или субстанциального модуса.

Если объекты, представленные идеями, будь то идея субстанции или модуса, действительно таковы, какими они представлены, идеи называются истинными; в противном случае они ложны свойственным им образом, - это то, что схоластики называют мыслимыми сущими. Чаще всего это образуемые умом соединения двух таких идей, которые сами по себе реальны, но в действительности не соединены так, чтобы из них получилась одна идея. Например, идея золотой горы есть мыслимое сущее, потому что она составлена из двух идей - горы и золота, которые она представляет соединенными, хотя на самом деле они не таковы.