В равной мере возвышенное бывает и в сочинениях: оно вызывается у читателя или слушателя, если предметы в них величественны и возвышенны, но в еще гораздо большей степени, если автор сам явно находится под воздействием этого (то есть величия и возвышенности предметов). Среди древних никто не может соперничать с Гомером. Вергилий хотя и превосходит его в величественности, но уступает ему в возвышенности. Платон замечательно возвышен для сочинителя прозы. Наш Мильтон может соперничать с любым из них. Среди ораторов Демосфен намного превосходит даже Цицерона. Истинно возвышенному противостоят две вещи: низость и напыщенность. Обе они суть в равной мере противоположные н резко отличные друг от друга принципы. Самые простые выражения могут содержать возвышенное, например, в книге Моисеевой: "Да будет свет. И стал свет"; "И сказал бог, и стало так" и т.п, Возвышенное заразительно: если оно явно присутствует у автора, то и читатель тоже будет испытывать его влияние. И если новизна не составляет сама по себе совершенства, а лишь усиливает его, то величие есть некое качество, внутренне присущее предметам и независимое от нашего духа.

Теперь я перехожу к замечаниям относительно красоты. Некоторые предметы, очевидно, обладают определенным сочетанием частей, которое доставляет нам удовольствие и которое мы называем красотой, изяществом и т. п. Однако слово "красота" очень часто употребляется в более широком смысле в отношении всего того, что доставляет удовольствие хорошему вкусу. Она возбуждает в духе ощущение или эмоцию, резко отличающуюся от величия. Она делает его веселым, радостным, счастливым и, кажется, приводит к такому состоянию, которое мы называем хорошим расположением духа. Существует большое количество разных видов прекрасного, которые отличаются друг от друга не только по степени, но и по роду: так, есть красота теоремы, другого рода красота машины, еще иного рода красота цвета, и т. п. В отношении того, что составляет прекрасное или что оно собой представляет, ведется и велось столь же много споров, как и в отношении вопроса относительно абстрактной природы добродетели. Аргументы с обеих сторон очень похожи. Некоторые утверждают, что не существует никакого качества предмета, которое вызывает в нас эту эмоцию, а имеется лишь возбуждение духа, не зависимое ни от какого качества тела. Этот принцип получил очень широкое распространение в наше время. Тем самым по необходимости не допускается существование никакого мерила вкуса; но все же еще остается место для исследования того, что такое прекрасное. Д-р Хатчесон опубликовал на эту тему трактат, в котором полагает, что прекрасное возникает в результате соединения единообразия с определенным разнообразием. Однако он считает красоту просто ощущением духа и никак не качеством тела, подобно тому, добавляет он, как тепло и т. п. является лишь идеей в нашем духе, а не каким-либо качеством тела. Если нет духа, воспринимающего предмет, говорит он, то предмет не может быть прекрасным. Тогда очевидно, что красота зависит от ощущения духа, а не от качества тела.

Несмотря на широкую распространенность этого учения, я осмеливаюсь не согласиться с ним. В лекциях о пневматологии я сказал достаточно много, стремясь доказать, что у тел есть такие качества, которые существуют независимо от нашего ощущения, например, что имеется реальное различие между теплотой огня и ощущением, которое оно производит; и что первое совершенно не зависит от последнего. Я упоминал также о том, что существует реальное различие между тем качеством предметов, которое мы называем величием, и тем ощущением, которое оно вызывает в нас; и что первое аналогичным образом не зависит от последнего. То же самое рассуждение распространяется на прекрасное и вызываемое им ощущение. Теперь я перейду к рассмотрению того, что такое красота или в чем она состоит.

Итак, насколько я понимаю, она состоит в тех действиях или качествах духа, которые необходимо вызывают наше восхищение и уважение. Хотя это положение принимается, все же остается еще одно возражение, ибо полагают, что материальные предметы тоже обладают красотой. Я это допускаю; но здесь я прошу разрешения провести различие между первозданной и производной красотой. Первая состоит в том, что я уже упомянул. Это качество распространяется на ряд других явлений, то ли потому, что они являются ее знаками или следствиями, то ли еще чем-либо, соответствующим ей,- отсюда производная красота. (Красота материальных предметов возникает из тех действий или качеств духа, которые вызывают наше уважение как вторичное явление, как знаки. Благодаря этому впоследствии красота фигур, теорем и т. п. возникает из восприятия какого-либо совершенства в них или в каком-либо качестве духа, что вызывает наше уважение как свидетельство либо замысла, либо совершенства, либо каких-то иных качеств. Отсюда будет очевидно, что красота первоначально выводится из тех действий или качеств духа, которые возбуждают наше уважение, и что красота материальных предметов является знаком этих качеств.) Поэтому добрый человек является объектом одобрения. Это отношение распространяется на ряд других вещей, которые не имеют никакой связи с его добротой. Так, мы испытываем симпатию к его родителям, детям и т. п. Это чувство распространяется даже еще дальше: мы высоко ценим его кольцо, печать, перстень, подобно тому как влюбленный дорожит перчаткой своей возлюбленной, ее кольцом и т. п. Связь между духом и телом так велика, что восхищаются даже материальными предметами как выражающими то начало, на котором основана красота. Так, черты лица выражают состояние духа, и ими восхищаются соответственно доброте этого выражения.

Красота бывает самого разного вида: красота одной вещи не похожа на красоту другой. Так, геометрические фигуры, цвета, машины, животные, люди, и особенно прекрасный пол, каждый обладает своей особенной красотой. Сначала я рассмотрю геометрические фигуры.

Д-р Хатчесон использует пример геометрических фигур, чтобы выразить и проиллюстрировать принцип единообразия и разнообразия, который, по его мнению, и есть то, в чем состоит прекрасное. Так, говорит он, квадрат более прекрасен, чем равносторонний треугольник, потому что в нем больше разнообразия. Многоугольник, говорит он, красивее квадрата на основании того же самого принципа. Это положение, говорит он, справедливо до тех пор, пока число сторон не становится настолько большим, что запутывает дух. Так, говорит он далее, ребенок выберет камешек в форме квадрата, цилиндра, конуса и т. п., отдав ему предпочтение перед камешком неправильной формы. По его мнению, это является очевидным знаком того, что единообразие и разнообразие есть то, в чем заключается прекрасное. Это положение полностью применимо к той системе, которую я создал относительно данного принципа красоты. Правильность форм и единообразие являются знаками замысла.