Но и наслаждения такой отдельной красотой недостаточно, чтобы удовлетворить воспаряющую душу. Она стремится объединить в целое больше разных красот и, связав их вместе, создать прекрасное общество. Она созерцает общность духа, дружбу, близость, обязанности, она размышляет, какая гармония особых умов составит общую гармонию и образует содружество душ.

Не довольствуясь общественным благом одного союза людей, она очерчивает для себя более благородный объект; ее чувство ширится, в своей симпатии со всем существующим она стремится к благу для всего человечества. Она с наслаждением пребывает среди этих полных смысла порядков, на которых утверждено прекрасное взаимосогласие и благосообразность целого. Закон и устройство государства, гражданские церемонии и религиозные ритуалы, все, что сглаживает грубую первозданность человечества, что придает ему благонравие, все науки и искусства, философия, мораль, добродетель, процветание всех дел, совершенствование человеческой природы - вот перспективы, восторгающие ее, вот очарование красоты, которое влечет ее к себе.

Но зажигаясь такими целями,-такова ее любовь порядка и совершенства,-она не останавливается на этом, не удовлетворяется и красотой части, но, простирая вширь свою сообщительную щедрость, ищет блага для всего и восхищается целями и благоденствием Целого. Оставаясь верной своей родине и своему высшему происхождению, только здесь отыскивает она порядок и совершенство, - желая наилучшего и надеясь найти здесь справедливое и мудрое управление.

И потому, что всякая надежда была бы суетна и ложна, не будь царящего во всеобщности Ума, потому, что не будь такого высшего Разума и заботы Провидения, распавшаяся вселенная была бы осуждена на бесконечные муки и страдания,- здесь благородный ум мучается, раскрывая ту целительную причину, которой благоутверждены цели Целого и в благополучии хранятся красота вещей и порядок вселенной.

Таковы, Палемон, труды вашей души, такова ее меланхолия, когда, безуспешно преследуя высшую Красоту, она встречает на своем пути омрачающие тучи, закрывающие вид. Восстают чудища, но не чудища Ливийских пустынь,- а из плодороднейших глубин человеческого сердца восстают они, их жуткий взгляд бросает неподобающую тень на Природу. Тогда-то она в своей кажущейся беспомощности, бессмысленных мучениях - презрена, благоуправление мира - под сомнением, а Божество- опустошено.

Много придумано, чтобы ответить, почему ошибается Природа и как так, бессильная и блуждающая, выходит она из рук, не ведающих заблуждения. Но я отрицаю, что она заблуждается; и если в творениях своих она кажется невежественной и извращенной, я утверждаю, что она в них столь же мудра, столь же прозорлива, как и в удачнейших своих произведениях. Ибо не тогда оплакивают люди существующий в мире порядок и не тогда отвращаются от лика вещей, когда видят, что различные цели переплетены и перемешаны, что разные природные сущности подчинены друг другу и в различных отношениях друг другу противопоставлены и в деятельности каждой зависят друг от друга, высшая и низшая. Напротив, мы как раз восхищаемся красотой мира именно благодаря этому порядку вещей низших и высших, поскольку красота мира основана на противоположностях; и всеобщее согласие благоутверждено на подобных различных и расходящихся между собою началах.

Вот почему от разных земных существ требуется умение отречься - они должны идти на жертвы друг ради друга. Растения гибнут и кормят животных, тела животных, разлагаясь, питают почву и так вновь взращивают растительный мир. Бессчетное число насекомых сокращается благодаря высшим разновидностям птиц и зверей, а последние сдерживаются в своем разрастании человеком, который в свою очередь подчиняется другим природным сущностям, отрекаясь от своей формы и принося ее в жертву всему остальному. И если в природных существах, которые столь мало возвышены друг над другом и столь незначительно превосходят друг друга, принесение в жертву своих целей может казаться столь справедливым, - сколь же более разумно и оправдано, что все низшие существа подчинены высшей природе мира! И вот этот мир так восхитил нас, Палемон, когда меркнущий свет солнца уступил место этим блистающим в небесах созвездиям и представил вашему созерцанию эту безмерную систему светил.

Здесь-те законы, которые не могут и не должны подчиняться ничему, что ниже их. Центральные силы, которые удерживают вечно пребывающие сферы в их должном равновесии и движении, не могут ограничивать себя ради текучей формы и ради спасения падающего в пропасть одного тщедушного животного, хрупкая оболочка которого и без того скоро должна будет распасться. Окружающая атмосфера, глубинные испарения, нависающие тучи и вообще все, что нас на этой земле питает или хранит, все должно в действии своем идти своим чередом; и все другие организации должны подчиниться благополучию и благопорядку вседержащей земной сферы.

Не будем потому удивляться, что землетрясения, бури, чумной мор, наводнения, огонь с небес или от недр земных приносят такие бедствия родам живых существ и нередко целые виды их вовлекают во всеобщую погибель; и еще менее странным должно казаться нам то, что либо внешнее воздействие, либо внутренняя рана, нанесенная вредным веществом, обезображивает отдельных животных в самом их зачатке, когда болезнь поражает детородные органы, повреждая семя и мешая его правильной деятельности. Вот только поэтому и встречаются уродливые формы: Природа творит, как творила прежде,-не с извращением и заблуждением, и не слишком слабо или без усилий, - но более сильный соперник берет над нею верх, и закономерно побеждает сила другой природы.

Не приходится удивляться нам и тому, что внутренняя форма, душа и расположение духа бывают причастны к такому случайному безобразию и нередко страдают вместе со своим ближайшим спутником. Кто способен удивляться слабости духа и порочности ума, заключенного в таком болезненном теле и зависящего от таких выродившихся органов?

Здесь и содержится решение вопроса, которое вы ждете, и отсюда проистекают те мнимые изъяны, которые ставились в упрек природе. В природе нет ничего,-а есть только естественное и полезное. Добро преобладает здесь; и любое природное существо, смертное и подверженное порче, из-за смертности и испорченности своей лишь уступает природе лучшей, а все они в совокупности уступают наилучшей и наивысшей Природе, природе бессмертной и не подверженной порче.