Набросанный нами эскиз народностей, населяющих Землю, послужит нам грунтом, на котором мы выпишем отдельные детали; и группы на картине будут не чем иным, как просто templa авгура на небе,- пространствами, разграниченными только для взгляда, подсобными средствами для запоминания. Посмотрим же, что обретем мы в них для философии человеческого рода.

В каких бы различных строениях ни являлся род человеческий на Земле, повсюду только одна и та же человеческая природа

В природе не бывает двух совершенно одинаковых листьев дерева, и тем более не бывает двух одинаковых человеческих лиц и одинаковых органических строений. Какие же бесконечные различия могут быть в искусно построенном здании человеческого тела! Твердые члены разделяются на такие тонкие, переплетенные между собой волокна, что ничей глаз не может рассмотреть их, и они соединены между собою такой тонкой влагой, нежный состав которой недоступен никакому расчету, - и, однако, такие части - это еще самое малое в теле, потому что они только сосуды, оболочки, только носители многообразного, заряженного различными жизненными энергиями, данного в куда большей массе сока, благодаря которому мы можем жить и пользоваться жизнью. "Ни один человек, - пишет Галлер, - не похож на другого по своему внутреннему строению, - различается, в миллионах миллионов случаев, направление нервов и жил, так что почти невозможно вывести из всего различия этих тонкостей, в чем же сходно строение разных людей". Если даже глаз анатома устанавливает подобные бессчетные различия, сколь же большие должны заключать в себе незримые силы столь искусного органического строения; каждый человек - это в конце концов целый особый мир, хотя внешне все люди очень похожи, - внутренне каждый особое существо и несоизмерим с другим человеком.

А поскольку человек не независимая субстанция, а, напротив, связан со всеми природными стихиями, - он питается дыханием воздуха и различными созданиями земли, пищей и напитками, он перерабатывает огонь, и впитывает свет, и отравляет воздух, он, спит ли, бодрствует ли, вносит свою лепту в изменение Универсума, - что же, неужели же Универсум не будет изменять его в свою очередь? Мало сравнивать человека со впитывающей воду губкой, с горящим трутом: человек - это не ведающая числа гармония, живая самость, на которую воздействует гармония всех окружающих его сил.

Весь жизненный путь человека - это превращение, и все возрасты его - это рассказы о его превращениях, так что весь род человеческий погружен в одну непрекращающуюся метаморфозу. Цветы опадают, вянут, но другие растут и завязывают бутоны, - и дерево невиданных размеров сразу все времена года несет на своем челе. Если же подсчитать теперь только испарения тела, то окажется, что человек, достигнув восьмидесятилетнего возраста, по крайней мере двадцать четыре раза обновил свое тело, а кто проследит в целом царстве человека все перемены материи и ее частей, кто - все причины перемен, если ни одна точка на нашем разнообразном земном шаре, если ни одна волна в потоке времен не равна другой? Германцы еще несколько веков тому назад были патагонцами, а теперь они уже не патагонцы; и обитатели будущих климатов земли не будут похожи на нас. А если мы поднимемся к тем временам, когда, как видно, все было совсем иным на Земле, когда, например, слоны жили в Сибири и Северной Америке, когда жили огромные животные, скелеты которых находят на реке Огайо, - если тогда жили люди во всех этих местностях, как же не похожи были они на тех, кто живет там теперь! И так история человечества становится в конце ареной превращений, и обозреть ее в целом может лишь тот, кто сам пронизывает дыханием своим все ее строения и создания, кто сам чувствует и радуется во всех них. Он возводит их и разрушает, он утончает и изменяет формы, превращая весь мир вокруг них. Путник на земле, эта быстро проходящая мимо человеческая эфемера, может на своей узкой полоске лишь дивиться на все чудеса этого великого духа, может радоваться облику, что достался ей в хоре других существ, может склоняться в мольбе и исчезать вместе со своим обликом. "И я был в Аркадии" - вот эпитафия всему живому в этом вечно превращающемся, вечно рождающем творении.