Существует мнение, что способная к возникновению и уничтожимая вещь имеет в себе только одну положительную реальность. Одни говорят, что это материя, другие - что форма. Но различаются между собой эти мнения только на словах, а не по существу, ибо считающие эту реальность материей полагают, что материя возводится в степень сущностности не чем-то внешним, а чем-то внутренне ей присущим. Можно привести пример неопределенного количества, которое определяется не чем-то внешним, а внутренним пределом. Так и форма есть не внешний, а внутренний предел материи, который хотя и есть предел, но не есть нечто отличное от материи. И в зависимости от того или иного ее определения можно говорить о той или иной сложной вещи; однако все эти степени тождественны материи.

Это положение не представляется разумным и соответствующим мысли Философа. Доказываю я это так: в естественном возникновении, по учению Философа (в первой книге "О возникновении"), всегда что-то уничтожается, а что-то возникает. Но в то же время Философ считает, что при возникновении из противоположного происходит противоположное, и остается не противоположное, а нечто общее тому и другому, что он считает материей, которая не может быть отождествлена с какой-либо из противоположностей, ибо ни одна из противоположностей не может оставаться вместе с другой.

Но на это отвечают, что естественно действующее требует чего-то, на что направлено действие, и это "что-то" есть подлежащий уничтожению предел. И верно, когда здесь говорят, что "это" становится "тем". Но при этом не говорится, что остается нечто из того, что предшествовало и что обще тому и другому; вещь происходит из противоположного таким образом, что целое "это" становится целым "тем". Такой представляется мысль Философа в первой книге "О возникновении)), где он говорит, что возникновение тем отличается от изменения, что при возникновении целое обращается в целое, а при изменении происходит не так, потому что вещи, способные к возникновению и уничтожимые, суть сами по себе простые виды сущего.

Против этого: ничто не мешает, чтобы следствие произошло от действующего без того, при наличии чего способность действующего скорее ослабевает, нежели усиливается. Но наличие в воздухе противоположного, что должно быть уничтожено огнем, скорее ослабляет, чем усиливает, способность огня к порождению огня. Следовательно, действующий огонь, заранее содержащий в своей способности весь способный к возникновению огонь (так как, по мнению придерживающихся этого взгляда, способный к возникновению огонь есть нечто простое, не обладающее реально различными частями), смог бы породить огонь и без предполагаемой противоположности.

Исходя из этого можно привести еще другие доводы: естественно действующее, могущее произвести некое полное следствие, производит его но необходимости, если не встречает препятствий, так как естественно действующее и не встречающее помех по необходимости воздействует на то, что оказывается в [пределах] его способности к действию. Это, очевидно, относится к форме, которую действующее по необходимости производит и вводит, если не встречает противодействия со стороны либо другого действующего, либо испытывающего воздействие. И если естественно действующее имеет в своей способности к действию какое-либо полное следствие, то оно по необходимости его полагает, если не встречает препятствий. А воспрепятствовать ему может только подлежащая уничтожению противоположность. Если же в подлежащем уничтожению не было ничего не противоположного, которое само было бы частью сложной вещи, а целое есть противоположное, то действующее, производя [нечто], не нуждалось бы в противоположном и не нужно было бы что-то уничтожать. Ибо уничтожение нужно только для того, чтобы нечто находящееся в уничтожаемом стало принадлежать самому порожденному, так как даже его наличие больше мешает действию, нежели способствует ему. Ведь действующее не может производить иначе как уничтожая, ибо не содержит в своей способности полного следствия, а потому ему необходимо что-то уничтожить, дабы то, что принадлежало другой, то есть уничтожаемой вещи, стало принадлежать вещи порожденной; следовательно, и т. д.

Кроме того, приводится следующее доказательство: некая субстанция уничтожима чем-то внутренне ей присущим, как говорит Философ в пятой главе седьмой книги "Метафизики". Но никакая субстанция, которая есть простая форма, не уничтожима чем-то внутренне ей присущим. Следовательно, если некая [субстанция] уничтожима, то чем-то внутренне ей присущим, отличным от формы. А это не что иное, как материя, как говорит Философ в той же седьмой книге: "Материя есть то, благодаря чему вещь может и быть, и не быть".

Ты скажешь, что она потому уничтожима, что содержит противоположность. Но этот довод не имеет силы, ибо она содержит противоположное чему-то, на основании чего она уничтожима, разве что обладает чем-то внутренне ей присущим, на основании чего она содержит возможность небытия, то есть благодаря чему она может воспринять нечто противоположное себе. Именно это имеет в виду Философ, говоря там же, что "материя есть то, благодаря чему вещь может и быть, и не быть". И основание этого в том, что она способна к восприятию какой-то формы, которой она не обладает и которая противоположна имеющейся форме.

Кроме того, если материя не отлична от формы, то невозможно никакое субстанциальное изменение. Это я доказываю ссылкой на Философа, утверждающего в пятой книге "Физики", что изменение бывает из неподлежащего в подлежащее, либо из подлежащего в неподлежащее, либо из подлежащего в подлежащее. Изменение же из неподлежащего в неподлежащее невозможно: всякое изменение есть переход в иное состояние. И тогда следует полагать так: возникновение есть изменение из неподлежащсго в подлежащее. Стало быть, оно бывает там, где нечто переходит в иное состояние. Но если там нет материи, которую усматривают как общее подлежащее, то не происходит возникновения из не подл ежащего в подлежащее и уничтожение не есть переход из подлежащего в неподлежащее. Это значит, что в уничтожении не будет иметь места изменение из формы в лишенность, а в возникновении - из лишенности в форму, если подлежащим не будет там материя, ибо лишенность имеется только в пригодном подлежащем.

Если же ты возразишь, что возникающий или уничтожающийся огонь переходит в другое состояние, то этот довод не имеет силы, ибо от огня ничего не остается. Следовательно, огонь не переходит в другое состояние, так как переход в другое состояние есть условие сущего, как это видно из четвертой книги "Метафизики".

А если ты спросишь, почему целое не может обратиться в целое так, чтобы из целого возникло целое, то я отвечу, что так может вполне произойти, но не при возникновении, а скорее при пресуществлении, как хлеб превращается в тело Христово, и это превращение не есть изменение, как сказано мною в четвертом [разделе комментария].

Теперь же я отвечаю на то суждение, в котором говорится: возникновение есть изменение целого в целое. Ибо следует знать, что в других изменениях, не затрагивающих субстанции, как, например, в видоизменении, не происходит изменения целого в целое, так как там нет собственно целого. Однако в той мере, в какой там имеется целое, как бы акцидентально и в виде некоей совокупности, там происходит это изменение целого в целое. Поэтому в седьмой книге "Метафизики" Философ говорит, что возникает не белизна, а белая доска. Но белая доска есть истинно целое лишь в некотором отношении, так же как куча камней не есть собственно целое, а [множество] частей или камней. Доска же есть нечто само по себе целое и возникает как целое сама но себе, будучи сама по себе единой, сколько бы форм ни содержалось в таком самом по себе едином. Ведь и огонь есть некое целое и само по себе единое сущее, которое возникло, и подобно этому вода также есть некое целое, обладающее реально отделимыми частями, которые поистине образуют само по себе единое, так что именно о целом говорится, что оно уничтожается или уничтожено, когда из него возникает огонь. Здесь-то и происходит так, что, можно сказать, целое превращается в целое, ибо целое, само по себе единое, возникает после уничтожения другого целого, которое поистине было единым, и вследствие этого истинно целое уничтожилось, хотя у них и осталось общее подлежащее.