Здесь кончается сила слов, которые самое большее лишь подталкивают искать вещи, не развертывая их для познания. Учит же меня чему бы то ни было тот, кто либо зрению, либо другому телесному чувству, либо также и самому уму доставляет то, что я хочу познать. Так что от слов мы учимся только словам, вернее, звуку и шуму слов; в самом деле, если то, что не знак, не может быть словом, то хотя слово уже услышано, я не знаю, что оно слово, пока не узнаю его значение. Таким образом, с познанием вещей совершенствуется и познание слов; при слышании же слов мы и словам не научаемся. Ведь не известным же словам мы учимся, а неизвестные выучиваем явно не раньше чем схватим их значение, что случается не от слышания издаваемых звуков, но от познания обозначаемых вещей. Всего вернее, пожалуй, считать и всего надежнее говорить, что мы или знаем или не знаем значения произносимых слов, и если знаем, то скорее припоминаем чем научаемся, а если не знаем, то конечно и не припоминаем, а может быть побуждаемся к исканию.

Поэтому если ты скажешь, что конечно те головные повязки, название которых мы удерживаем только в звуке, мы можем узнать только увидев, и само имя поймем полнее только их узнав, тогда как известное нам о самих отроках, как верою и законом они превозмогли царя и огонь, какие хвалы Богу пели, каких почестей заслужили от самих врагов, разве не через слова нам было преподано, то я отвечу: все, что обозначено теми словами, в нашем понятии уже было; в самом деле, что такое три отрока, что печь, что огонь, что царь, что наконец невредимость от огня и все прочее, обозначаемое этими словами, я уже имел. Анания же, Азария и Мисаил мне так же неизвестны, как те сарабаллы, и для узнавания их мне нисколько не помогут эти имена и никогда не смогут помочь. Опять же, я признаю, что скорее верую чем знаю, что все читаемое в этой истории произошло во время оно так, как написано; и эта разница не была неведома тем самым, кому мы верим. В самом деле, пророк говорит: "Если не уверуете, не поймете" (Ис. 7, 9), чего он явно не сказал бы, если бы не полагал здесь никакой разницы. Что я понимаю, в то поэтому и верю, но не все, во что верю, также и понимаю. Опять же все, что понимаю, знаю; не все, чему верю, знаю, но отсюда не следует незнание того, насколько полезно верить и во все то многое, чего я не знаю. К этой полезности присовокупляю и эту историю о трех отроках; потому, не будучи в состоянии знать многие вещи, знаю, насколько полезна вера в них.

И обо всем понимаемом нами мы совещаемся не с говорящим, который звучит извне, но с правящей внутри самого нашего ума истиной, словами, возможно, увещеваемые совещаться с нею. Опять же тот, с кем совещаемся, и учит,- обитающий по Писанию во внутреннем человеке Христос (Е.ф. 3, 16-17), т.е. непреложная сила и вечная премудрость Божия, с которой собственно и совещается всякая разумная душа; но каждому подается столько, сколько он способен вместить по своей злой или доброй воле. И если когда ошибется, то не по вине советующей истины, как не вина внешнего света, если телесные глаза часто ошибаются; с этим светом мы невольно совещаемся о видимых вещах, чтобы он показал их нам в меру нашей распознающей силы.