Что до нас мужчин, сыновей Приама, семеносных животных, наша тычинка имеет вид свернутой цилиндрической трубки (половой член), а семя - наша оплодотворяющая пыльца. Подобно растениям с одними только мужскими половыми органами, мы являемся одномужними; женщины же - одноженны, потому что имеют только влагалище. Вообще род человеческий, у которого мужские элементы отделены от женских, увеличивает собой класс Dieciae (я употребляю выражение, заимствованное из греческого и употребляемое Линнеем).

Я счел более правильным изложить сначала аналогию между человеком и растением, уже вполне сформированными, так как его легче увидеть и понять. А вот пример более тонкой аналогии, который я беру из области размножения в обоих царствах природы.

Растения бывают мужскими и женскими и, подобно человеку, при совокуплении производят движения. Но в чем же состоит сущность этого важного акта, обновляющего всю природу? Бесконечно маленькие шарики, выходящие из зернышек пыльцы, которая покрывает тычинки цветка, завернуты в оболочку этих зерен приблизительно так же, как некоторые яйца, согласно Нидгэму и истине. Мне кажется, что наши семенные капли вполне соответствуют этим зернышкам, а наши живчики - их шарикам. Семенные живчики человека действительно заключены в двух жидкостях, из которых более простая, представляющая сок предстательной железы, обволакивает более драгоценную жидкость, которая и есть семя в собственном смысле; по образцу любого шарика растительной пыльцы они, по-видимому, содержат человеческое растение в миниатюре. Я не знаю, почему Нидгэм решается отрицать то, что так легко можно видеть. Каким образом добросовестный естествоиспытатель, один из убежденных приверженцев опытного исследования, решается на основании наблюдений, сделанных над одним видом, заключать, что те же самые явления должны встречаться и у другого вида, хотя, по его собственному признанию, он их совсем не наблюдал? Подобные заключения, делаемые во славу гипотезы, которую отрицают только на словах, и с досады на то, что желанное явление в действительности не имеет места, делают мало чести их автору. Человеку с заслугами Нидгэма меньше всего пристало умалять заслуги Жоффруа, который, насколько можно судить по его сочинению о строении и образе жизни цветов, сделал больше чем простую догадку, предположив, что растения оплодотворяются пыльцой своих тычинок. Однако это между прочим.

Жидкость растения лучше всякой другой растворяет материю, которая должна ее оплодотворить, так что только самой нежной части материи удается достигнуть цели.

А разве самая нежная часть мужского семени не подобным же образом доводит свой живчик до женского яичника?

Нидгэм сравнивает действие оплодотворяющих шариков с действием сильно нагретой паяльной лампы. Это действие походит также на извержение желчи, как его можно наблюдать в действительности, если судить по той картине извержения семени у растений, которую нам рисовал этот юный и славный английский натуралист.

Если сок, имеющийся в каждом растении, производит такое удивительное действие, воздействуя на зернышки пыльцы, как вообще действует простая вода, то нам становится гораздо более понятным, как воображение спящего мужчины вызывает поллюции, воздействуя на мускулы, производящие эрекцию и извержение семени, причем эти мускулы сами, даже без помощи воображения, иногда вызывают те же самые явления. Во всяком случае, явления, происходящие в обоих случаях, вытекают из одной и той же причины - я бы сказал, из принципа возбуждения, который вслед за напряжением всех мускулов вызывает их ослабление. Чистая вода, в частности жидкость растений, оказывает такое же действие на зернышки пыльцы, какое кровь и животные духи оказывают на мускулы и резервуары семени.

Извержение семени растений продолжается не более одной-двух секунд; а разве у нас оно продолжается дольше? Не думаю, хотя степень нашей сдержанности варьирует здесь в зависимости от большего или меньшего количества семени, скопившегося в семенных пузырьках. Так как извержение семени происходит в момент выдыхания воздуха, оно должно быть непродолжительным: слишком продолжительное наслаждение могло бы стать для нас могилой.