Наибольшее благо, превыше которого нет ничего, есть Бог, и потому оно есть благо неизменяемое, поистине вечное, поистине же бессмертное. Прочие же все блага суть лишь от Него сущие, однако не из Него. Ведь то, что из Него, тождественно Ему, а то, что Им было создано, Ему не тождественно. И потому, коль скоро один только Он изменению не подвержен, то все, что Он сотворил, изменчиво, так как сотворено Им из ничего. Ибо таково Его всемогущество, что возможно Ему даже из ничего, то есть из того, чего нет вообще, сотворить блага, великие и малые, земные и небесные, духовные и телесные. А поскольку Он воистину праведен, то с тем, что из Себя породил, не уравнял Он в достоинстве то, что из ничтожества сотворил. Посему, стало быть, любые блага, будь то великие или малые, и в любом порядке вещей, могут иметь свое бытие лишь от Бога. И всякая природа есть благо постольку, поскольку она природа. Никакая природа не может обладать бытием, кроме как - от всевышнего и истинного Бога. Ибо все, пусть не высшие, но приближенные к высшему блага и, с другой стороны, все наинизшие блага, каковые от высшего блага отстоят далеко, могут иметь бытие лишь от самого высшего блага. Итак, всякий дух, вместе с тем, еще и изменчив, всякое же тело, вместе с тем, ещe и от Бога, ибо такова всякая тварная природа. Ведь любая природа есть либо дух, либо тело. Дух, не подверженный изменению, есть Бог; дух, подверженный изменению, есть природа тварная, однако он лучше тела; тело же не есть дух, если только духом, в ином несколько смысле, не называют дуновение ветра, ибо оно незримо для нас, но все же его немалая сила для нас ощутима.

Что же до тех, кто, будучи не способен уразуметь, что всякая природа, то есть всякий дух и всякая плоть, есть прирожденное благо, смущается порочностью духа и непрочностью плоти и пытается выводить из сего некую иную природу, от которой дух злобен, а плоть - бренна, и которой Бог не творил, то мы рассудили, что смысл наших слов возможно довести до их разумения так: ведь они признают, что всякое благо может иметь бытие лишь от всевышнего и истинного Бога, сие же и само себе истинно, и ко исправлению их, буде пожелают они обратиться, довлеет.

Мы же, кафолические христиане, почитаем Бога, от Корого суть все блага, великие или малые, и от Которого всякая мера, великая или малая, и от Которого всякий образ, великий ли, малый ли, и от Которого всякий порядок, великий ли, малый ли. Ибо чем более нечто соразмеренно, сообразованно, упорядоченно, то тем большее это благо, а чем менее соразмеренно, сообразованно, упорядоченно, тем меньшее это благо. Итак, эти три, мера, образ, порядок, - чтобы не упоминать о бесчисленных прочих, которые оказываются причастными этим трем,- эти стало быть, три, мера, образ, порядок, суть как бы родовые, всеобщие блага в вещах, сотворенных от Бога, как в духе, так и в плоти. Бог же возвышается надо всякою тварною мерою, всяким образом, всяким порядком, и возвышается не пространственным отстоянием, но неизреченным и одному лишь Ему присущим могуществом, от Него же всякая мера, всякий образ и всякий порядок. Там, где эти три велики, суть блага великие; там, где малы, суть блага малые; там, где их вовсе нет, вовсе нет блага. Или иначе: там, где эти три велики, суть природы великие; там, где малы, суть природы малые; а там, где их вовсе нет, вовсе природы нет. Итак, всякая природа - благая.

Поэтому, когда спрашивают, откуда зло, прежде всего надлежит выяснить, что такое зло. Ибо оно есть не что иное, как повреждение либо меры, либо образа, либо порядка природного. Злою, стало быть, называется та природа, которая была повреждена: ведь природа неповрежденная есть, вместе с тем, и благая природа. Но, даже и поврежденная, она благая, поскольку она природа, и она злая, поскольку повреждена.

Однако может оказаться, что некая природа, по своей природной мере и образу занимающая более высокое место в общем порядке, даже и поврежденная будет превосходнее иной, неповрежденной, однако занимающей более низкое место в общем порядке: так у людей и поврежденное золото, качественная природа которого доступна зрению, ценится выше, нежели неповрежденное серебро, а поврежденное серебро - выше, нежели неповрежденный свинец. Так и между духовными природами, наделенными большей силой, разумная душа, хотя бы и поврежденная через злую волю, лучше неразумной, неповрежденной. И вообще любой поврежденный дух лучше, чем любая неповрежденная плоть. Ибо лучше та природа, которая, будучи превосходнее плоти, доставляет последней жизнь, нежели та, которая жизнь получает. Ведь сколь бы ни был поврежден дух, сотворенный для жизни, он может доставлять жизнь плоти, и через то он, поврежденный, лучше той, хотя и не поврежденной.

Однако если бы порча отнимала от вещей, подверженных повреждению, всякую меру, всякий образ и всякий порядок, то не осталось бы вовсе никакой природы. И потому всякая природа, которая не может быть повреждена, есть наивысшее благо; таков Бог. Всякая же природа, которая может быть повреждена, - даже и она есть некоторое благо: ведь порча может нанести ей ущерб лишь через удаление и умаление того, что есть благо.