Основательность математики и польза, приносимая ею людям, подтверждена многочисленными результатами зависящих от нее и столь благотворных художеств и наук, - несмотря на то, что астрологам, составителям гороскопов и им подобным угодно титуловать себя математиками. Что же касается метафизики и того, чему в школах учат под именем логики или этики, я не против того, чтобы все это сходило за философию, но только при условии, что реальными результатами будет подтверждена способность таких наук изощрять наш дух, совершенствовать разумение, исправлять нравы. Но если определение вещества или имматериальной субстанции, различение свойств их и модусов выдается за правильный путь к постижению нашей собственной природы, то я склонен подозревать, что подобные занятия обманывают нас и запутывают наши головы, несмотря на все свои безмерные притязания.

Изучение кругов и треугольников никак не пересекается с изучением умов. Кто изучает первые, не думает, что в то же время обретает мудрость или познает себя и людей. Он хочет только одного, - чтобы голова его осталась здравой, какой и была прежде. И, подходя со своими занятиями к концу, он считает благоприятным исходом, если, спасибо судьбе, голова его по-прежнему цела и невредима. А что до других способностей и совершенствовании, касающихся человеческой природы и знания света, то тут он обращается к иным занятиям и иным упражнениям. В этом состоит скромность и благоразумие математика. Но если взять философа, который настаивает на том, что рассуждения о его высших способностях и исследование сил, определяющих его разумение, и принципов понимания совершенно поглощают его, а притом его философия на деле совершенно чужда заявленной им материи, выходит за обозначенные пределы и в том, что мы можем назвать нашими целями и заботами, не приходит ни к чему, - то в итоге получается нечто худшее, нежели простое незнание и невежество. Самый изобретательный способ поглупеть - это следуя системе. А самый безошибочный путь пресечь свое собственное благоразумие - это занять чем-либо иным его место. Чем более напоминает что-либо мудрость, - если эта вещь не сама мудрость, - с тем большей решительностью она делается ее противоположностью.

Можно было бы ожидать от этих физиологов и искателей модусов и субстанций, что, будучи восторжены в своем разумении и обогащены знанием сверх прочих людей, они настолько же превзойдут их в чувствах своих и страстях. Сознание того, что ты допущен в тайники природы и сокровенные убежища человеческого сердца, порождает в этих господах, - так можно было бы думать, - некую широту души, которая отличает их от обыкновенной природы людей. Но если их воображаемое знание механизма этого мира и своего собственного строения не способно произвести на свет ничего благотворного ни в первом, ни во втором случае, тогда я не знаю, какой цели служит подобная философия, - если только не для того, чтобы захлопывать дверь перед более совершенным знанием, и не для того, чтобы давать ход наглости и самомнению с благовидной миной авторитетов.

Едва ли возможно для человека, тем более для автора, изучающего идеи и по всем правилам искусства разбирающего страсти в духе естественной философии, не вообразить себя более мудрым во всех этих отношениях, более сведущим и в своем собственном характере и в гении человечества.