Трудно объяснить, почему и друзья, и противники наукоучения так усердно противятся этому утверждению, почему они так настоятельно требуют от его автора доказательства для него, которого он никогда не обещал, которое он прямо отклонил от себя и которое могло бы принадлежать к будущей истории наукоучения, а не к его изложению. Противники делают это во всяком случае не из нежной заботливости о славе автора, а друзья могли бы избавить себя от этой заботы, так как я сам не вижу смысла в этой славе и признаваемую мною славу ищу кое в чем другом. Делается ли это для того, чтобы избежать упрека в неправильном понимании сочинений Канта? Но это утверждение - совсем не упрек, по крайней мере в устах автора наукоучения, который сколь возможно громко исповедует, что и он их не понял, и лишь после того, как он нашел на своем собственном пути наукоучение, он открыл в них благой и с самим собой согласный смысл; и, вероятно, оно скоро перестанет быть упреком в чьих бы то ни было устах. Если противники озабочены особенно тем, чтобы отклонить от себя упрек в том, что они не узнали своего собственного, всеми доступными им средствами защищаемого учения, когда оно предстало перед ними в ином виде, то я охотно избавил бы их и от этого, конечно, тяжкого упрека, если бы у меня не было интереса, который мне кажется более значительным, чем их интерес, и которому их интерес должен быть принесен в жертву. Именно, я не хочу ни на одно мгновение слыть за большее, чем я есмь, а также позволять приписывать себе заслугу, которой не имею.

Поэтому я должен когда-нибудь приняться за столь часто требуемое доказательство; и потому пользуюсь случаем, который мне здесь представляется.

Наукоучение, как мы только что видели, исходит из интеллектуального созерцания - из созерцания абсолютной самодеятельности Я.

Но неопровержимо и очевидно для всех читателей сочинений Канта, что Кант ни против чего не высказывался решительнее, можно сказать резче, чем против утверждения какой бы то ни было способности интеллектуального созерцания. Это заявление настолько глубоко обосновано в существе философии Канта, что он после всей дальнейшей переработки своей системы со времени появления "Критики чистого разума" - благодаря чему положения системы приобрели в его сознании, очевидно, гораздо большую ясность и большую законченность, как это становится ясным каждому, кто сравнит внимательно позднейшие сочинения с предшествующими, - что он, говорю я, повторяет его с тою же силою в одном еще недавнем своем произведении ("О высокомерном тоне в философии", "Берлинский Ежемесячник", май 1796), выводя презирающий всякую работу тон и вообще весьма пагубную мечтательность в философии из пустой иллюзии интеллектуального созерцания.

Нужны ли дальнейшие доказательства тому, что философия, которая построена на том самом, что философия Канта решительно отвергает, есть полная противоположность системе Канта и есть именно та пагубная и бессмысленная система, о которой говорит Кант в названной статье? Прежде, чем строить на этом аргументе, следует разобрать, не обозначены ли одним и тем же словом два совершенно различных понятия в обеих системах? По терминологии Канта, всякое созерцание относится к бытию (к чему-то положенному, к пребыванию); согласно этому интеллектуальное созерцание было бы непосредственным сознанием нечувственного бытия, непосредственным сознанием вещи в себе, и притом через одно лишь мышление; следовательно, созиданием вещи в себе через понятие (приблизительно так, как те, кто доказывает бытие Божие с помощью одних только понятий, должны считать бытие Божие простым выводом из их мышления). Пусть система Канта, согласно принятому ею порядку, вынуждена была отклонить от себя вещь в себе указанным способом; наукоучение устранило ее другим способом: оно знает, что это полнейшее извращение разума, что это совершенно неразумное понятие; всякое бытие для него необходимо есть чувственное бытие, ибо оно выводит понятие целиком впервые из формы чувственности; и оно решительно предостерегает против утверждения какого бы то ни было средства сношения с нею. Интеллектуальное созерцание в смысле Канта для него - нелепость (Unding), которая ускользает из наших рук, как только мы захотим ее продумать, и которая вообще не заслуживает никакого наименования. То интеллектуальное созерцание, о котором ведет речь наукоучение, относится вовсе не к бытию, а к действованию, и у Канта оно совсем не обозначено (пожалуй, разве только в выражении чистая апперцепция). И тем не менее и в системе Канта можно указать совершенно точно то место, в котором ему следовало бы говорить о ней. Ведь сознаем же мы, что такое категорический императив по Канту! Что ж это за сознание? Кант забыл поставить себе этот вопрос, потому что он нигде не излагал основания всей философии, но в "Критике чистого разума" излагал только теоретическую, в которой не мог встретиться категорический императив; в "Критике практического разума" - только практическую, в которой дело шло лишь о содержании и не мог возникнуть вопрос о форме сознания. - Это сознание есть, без сомнения, непосредственное, хотя и не чувственное сознание, т. е. именно то, что я называю интеллектуальным созерцанием, и так как в философии нет классических авторов, то называю с таким же правом, с каким Кант называет так нечто другое, что есть ничто; с тем же правом я требую, чтобы прежде, чем судить мою систему, ознакомились бы со значением моих обозначений.