- Несомненно, вам должно было показаться странным услышать столь уверенное заявление, какое сделал Филокл, что добродетель,-так продолжал он, обращаясь к гостям,-должна быть, и притом с некоторой видимостью разума, представлена как несчастная жертва. Вы не могли видеть никакого терпимого основания для подобного спектакля. В этом перевернутом триумфе вы, возможно, ожидали, что будет превознесен какой-нибудь чужеземный завоеватель, как, например, сам порок, или удовольствие, или острословие, лживая философия или какой-нибудь ложный образ истины или природы. Но вы никак не ожидали, что жестоким врагом добродетели, выступающим против нее, будет сама религия! Однако вам следует вспомнить, что даже совершенно невинно и без всякого вероломного замысла с добродетелью нередко поступают именно так те, кто до небес станет раздувать испорченность человеческого сердца и, показывая, как они полагают, всю лживость людской добродетели, будет до небес превозносить религию. Как много религиозных писателей, как много церковных ораторов всю свою энергию направляют по этому пути и обрушиваются на моральную добродетель как на некую мачеху или соперницу религии!-и вот Мораль можно не называть, у природы нет никаких прав, правосудие-глупость, добродетель - жалка. Кто бы не стал порочным, будь у него выбор? Кто стал бы воздерживаться, если бы не был принуждаем? И кто выбрал бы добродетель, если не на загробную жизнь?

- Верно,-сказал старый господин, перебивая его,- если это торжество религии, то такое, что и величайший враг ее едва ли откажет ей в нем, и я по прежнему остаюсь того мнения,-с разрешения Филокла,-что ревностное почитание религии за счет добродетели-далеко не почтенный знак нежных чувств, испытываемых к религии.