Мы знаем теперь, что польза изучения языков не ограничивается тем, чтобы сделать общими для всех наций богатства духа. В нашем веке философия или, скорее, разум, распространяя свое господство над всеми науками, сделал то, что некогда сделали завоевания римлян среди народов: разум объединил все части литературного мира, он опрокинул преграды, делавшие из каждой науки как бы отдельное, независимое по отношению к другим государство. Было замечено, что образование и происхождение слов, незаметные изменения, смягчения, успехи и порча языков были подлинными феноменами, обусловленными определенными причинами, и с тех пор все это стало предметом исследования философов. Истинная метафизика, дорогу которой нам первый открыл Локк, еще лучше доказала, насколько изучение языков могло бы стать любопытным и важным, показывая нам, каким образом мы употребляем знаки, чтобы постепенно подниматься от идей чувствительных до идей метафизических и чтобы связать ткань наших рассуждений; она дала почувствовать, что это орудие (язык), которое создал разум и которым он так широко пользуется в своих операциях, может представить много важных соображений о механике его строения и его действия.

Люди видели, что знаки наших идей, изобретенные для того, чтобы их сообщать другим, служили еще для обеспечения нам обладания ими и для увеличения их числа; что знаки и идеи образовали как бы два соотносительных порядка вещей, которые в своем развитии следовали один за другим со взаимной зависимостью, которые шли как бы по двум параллельным линиям, через те же извилины и вечно опираясь друг на друга; что, наконец, было невозможно хорошо знать одного без того, чтобы не знать обоих. Так как наши отвлеченные идеи не имеют образца, вне нас существующего, и являются только знаками наших коллективных идей, все рассуждения философов были бы лишь неизменными двусмысленностями, если бы путем справедливого анализа не было бы с точностью отмечено, какие идеи входят в состав этих отвлеченных идей и в особенности до какой степени они определены. Невозможно было бы читать древнего философа, не распознавая, насколько отсутствие этой осторожности было причиной заблуждений.

Хорошо выполненное изучение языков было бы, может быть, наилучшей логикой: анализируя, сравнивая слова, их составляющие, следуя за ними от их образования до различных значений, которые им впоследствии присвоили, мы проследили бы, таким образом, нить идей, мы увидали бы, через какие ступени, через какие оттенки люди прошли от одного значения к другому; мы уловили бы имеющуюся между ними связь и аналогию; мы могли бы дойти до открытия первичных значений и до выявления порядка, который люди соблюдали в сочетании этих первых идей. Эта своего рода экспериментальная метафизика была бы и то же время историей разума человеческого рода и прогресса его мыслей, всегда соразмерного с потребностью, породившей эти мысли. Языки являются одновременно их выражением и мерилом.

История народов не менее освещается значением языков. Исторические времена, не удаляющиеся значительно дальше эпох изобретения письменности, заключены в очень ограниченном для нашей любознательности пространстве; далее - неопределенная и темная пустота, которую воображение для своего удовольствия наполнило тысячами басен. В этих-то потемках теряются далеко от нашего взгляда первоистоки народов. Древние путешественники когда-то воздвигали колонны с надписями, которые должны были служить памятниками об их проходе. Древние народы в своих передвижениях оставили в виде памятников названия на своих языках, данные лесам, рекам и горам; часть этих языков сохранилась, смешалась с языком более древнего населения и с языком новых завоевателей, которые увеличили это смешение. Темные, но драгоценные памятники; они единственные, оставшиеся нам от этих отдаленных времен, единственные, могущие бросить слабый свет на происхождение многих обычаев, распространенных теперь среди весьма удаленных друг от друга народов, между которыми мы не подозреваем, чтобы когда-либо существовала связь. Этими памятниками можно пользоваться для разъяснения древних преданий, для распутывания хаоса мифологии и для открытия следов многих исторических фактов, смешанных теперь с затемняющими их баснями.

С этих двух точек зрения и, в особенности, с первой я рассматривал немногие языки, которые мне удалось изучить. Я полагал, что было бы полезно выбрать среди них один и подвергнуть его точному анализу. Настоящее рассуждение предназначается в качестве введения к этому труду. Я начну с исследования происхождения и начала языков. Я попытаюсь проследить ход идей, влиявший на их образование и на их развитие, и я постараюсь открыть принципы общей грамматики, которая регулирует все языки. Я остановлюсь подробно на следствиях, вытекающих из их различных смешений и из того, что называют аналогией и духом языков. Я изложу затем задуманный мною метод их анализа и представлю разработанный мною план этого труда.