Автор наукоучения после некоторого ознакомления с философской литературой со времени появления "Критик" Канта очень скоро пришел к убеждению, что этому великому человеку совершенно не удалось его предприятие: в корне преобразовать образ мысли его века о философии и вместе с нею о всех науках; ибо решительно ни один из его многочисленных последователей не замечает того, о чем, собственно, идет речь. Автор полагал, что последнее ему известно; он принял решение посвятить свою жизнь совершенно независимому от Канта изложению этого его великого открытия и не откажется от этого решения. Время покажет, лучше ли ему удастся стать понятным своему веку. Во всяком случае, он знает, что ничто истинное и полезное, раз оно стало достоянием человечества, не пропадет даром, хотя бы лишь отдаленное потомство научилось этим пользоваться.

Побуждаемый моим академическим призванием, я писал ближайшим образом для моих слушателей; тут в моей власти было давать устные объяснения до тех пор, покуда меня не поймут.

Здесь не место распространяться о том, сколько оснований я имею быть довольным ими и относительно очень многих из них питать наилучшие надежды для науки. Произведение, о котором идет речь, было известно также во внешних кругах, и о нем существуют различные представления среди ученых. Но такого суждения, где бы основания были хотя бы приведены, я не читал и не слышал, кроме как от моих слушателей, но слышал и читал насмешки, ругань и общее удостоверение в том, что к этому учению от всей души питают отвращение, а также что его не понимают. Что касается последнего, то в этом я охотно приму на себя одного всю вину до тех пор, пока с содержанием моей системы не ознакомятся где-нибудь в другом месте и не найдут, что там оно изложено совсем не так непонятно; или я приму ее на себя раз и навсегда, если это может побудить читателя вникнуть в настоящее изложение, в котором я буду заботиться о величайшей ясности. Я буду продолжать это изложение, пока не приду к убеждению, что пишу совершенно понапрасну. Напрасно же я пишу в том случае, если никто не вникает в мои основания.

Я должен сделать читателям еще одно напоминание. Я всегда говорил и повторяю здесь, что моя система - не что иное, как система Канта, т. е. она содержит тот же взгляд на предмет, но в своем способе изложения совершенно не зависит от изложения Канта. Я сказал это не для того, чтобы прикрыться высоким авторитетом или подыскать своему учению опору вне его самого, а для того, чтобы сказать правду и быть справедливым.

Она могла бы стать доказанной лишь лет через двадцать. Если не считать одного недавно сделанного указания, которое будет мною отмечено ниже, Кант остается доселе закрытой книгой, и из него вычитали как раз то, что не подходит к нему и что он хотел опровергнуть.

Мои сочинения хотят не объяснять Канта или быть из него объясненными; они должны стоять сами по себе, и Кант остается совершенно в стороне. Дело идет для меня - скажу это без обиняков - не об исправлении и дополнении находящихся в обращении философских понятий, все равно, называются ли они антикантовскими или кантовскими, - дело идет о совершенном их искоренении и полной переработке образа мыслей об этих отделах размышления; так что совершенно серьезно и отнюдь не на словах только объект будет полагаться и определяться через познавательные способности", а не познавательные способности - через объект. Соответственно с этим моя система может быть проверяема лишь из самой себя, а не на основании положений какой-либо другой философии; она должна согласоваться лишь сама с собой, она может быть объяснена только из самой себя, только из самой себя доказана или опровергнута, ее следует целиком принять либо целиком отвергнуть.

"Если эта система истинна, то те или другие положения теряют силу" - этим еще ничего не сказано, ибо я вовсе не держусь мнения, что должно сохранять силу то, что ею [системой] опровергнуто.

"Я не понимаю этого сочинения" - эти слова имеют для меня лишь то значение, которое в них содержится, и я считаю подобное признание в высшей степени неинтересным и в высшей степени непоучительным. Мои сочинения можно не понимать и их должно не понимать, не изучив их предварительно, ибо они содержат в себе не повторение уже когда-то слышанной лекции, но, после того как Кант остался непонят, нечто совершенно новое для современников.