В "Комментариях [к Порфирию]" Боэций допустил наибольшую путаницу с переносными значениями в исследовании преимущественно этого вопроса, так что он, кажется, просто-таки оставил без внимания то, что назвал родами и видами. Пройдемся вкратце и мы по его проблемам и как следует займемся высказанным мнением. Итак, при изучении проблем [Боэций], [желая] их получше разрешить, прежде всего спутал в них [все] благодаря определенным софистическим вопросам <и> резонам, хотя от них-то он затем и учил нас избавляться. И предложив возражение, что всякое усердие и исследование родов и видов нужно считать не столь уж важным, он как бы сказал: роды и виды - это, разумеется, то, что [лишь] кажется, они не могут определяться словами, либо обозначающими [реальные] вещи, либо [составляющими о них] понятие.

Что касается обозначения вещей, то [Боэций] основывает доказательство на том, что ни одна вещь никогда не обнаруживает себя как универсальная ни в качестве единой, ни в качестве множества, то есть [не обнаруживает себя вещью], которая сказывалась бы о множестве, что он сам тщательно обосновал, а мы выше одобрили.

То, что не существует ни одной универсальной вещи, а соответственно - ни родов, ни видов, он прежде всего подтверждает так: все, что единично, - по числу одно, то есть отдельно по своей собственной сущности (essentia), но должно, чтобы роды и виды были общими для множества, следовательно, они не могут быть численно единичными и потому они - не одно. Но так как кое-кто может высказаться против второй посылки, то есть [утверждать напротив], что они - одно по числу в том смысле, в каком [единично] общее, то (Боэций) отбрасывает эту отговорку, говоря, что все численно единичное является общим либо некоей общей частью, либо в разное время, либо в одно и то же время, но так, что не составляет субстанций тех, для чего является общим. Эти способы общности он тотчас удаляет как из [определения] рода, так и вида, говоря, что они должны быть общими так, чтобы целиком находиться в одно и то же время в каждой из единичных [вещей], и образовывать их субстанцию. Конечно, универсальные имена не частично участвуют в различных [вещах], которые ими именуются, но они суть всеобщие (totus) и целые имена каждой единичности. Таким образом, можно сказать, что они составляют субстанции тех [вещей], для которых они - общее, либо же благодаря переносным значениям они означают вещи, образующие другие [вещи], как, например, "животное" именует в "человеке" или "лошади" нечто, являющееся их естественной сущностью (materia), и в то же время являющихся низшими по отношению к людям; или же, как говорится, они образуют субстанцию [вещей] потому, что некоторым образом воспроизводят их смысл (in eorum sententiam veniunt), и потому их называют субстанциальными относительно этих [вещей], ибо "человек", например, означает все, что живо, разумно, смертно.