На человеческом роде особенно явственно положена печать божества, тем не менее этот чекан меняется от белого до черного, от маленького до большого и т. д. Лапландец, патагонец, готтентот, европеец, американец, негр происходят, правда, от одного отца, но они далеки от того, чтобы походить друг на друга, как братья. Все виды поэтому подчинены лишь индивидуальным различиям, но постоянные отклонения, которые передаются по наследству, не у всех видов имеются в одинаковой степени. Чем выше вид, тем меньше в нем можно отметить различий. Так как степень размножения животных находится в обратном отношении к их величине, а возможность различий относится прямо пропорционально к числу зачатий, то необходимо должно было быть больше отклонений у мелких, чем у крупных животных. По той же причине у мелких животных больше между собой родственных видов. Расстояние, которое отделяет крупных животных друг от друга, гораздо больше. Сколько многообразных и родственных видов имеют белка, крыса и другие мелкие животные, сопровождающие их в качестве спутников или авангарда, между тем слон идет один во главе всех, не имея себе подобных.

Индивид, к какому бы роду он ни принадлежал, является ничем в системе мирового целого. Сотни таких отдельных существ, даже тысячи, еще ничего не составляют. Лишь сами виды (collective) являются единственными сущностями природы: силы, вечно существующие, по возрасту и длительности равные природе. Чтобы о них правильно судить мы уже не должны каждый вид рассматривать как собрание или как ряд следующих друг за другом отдельных сходных существ, но как целое, независимое от числа и времени, вечно существующее, постоянно сменяющееся; как целое, которое среди творений считается за единицу и поэтому и в природе не может считаться ничем большим. Человеческий род является первым из всех этих единиц; другие, от слона до тли, от кедра до былинки находятся во втором и третьем ряду. И сколь каждый вид отличается по своей форме и устройству, имеет свой собственный образ жизни и занимает свое собственное место, отстаивает себя, защищается от других и совместно с другими видами составляет природу, которая сохраняется и будет впредь сохраняться до тех пор, пока существующее устройство Вселенной будет соответствовать намерениям творца. В длительности их существования день, столетие, человеческий век, любой отрезок времени ничего не составляют. Само время имеет отношение лишь к отдельным созданиям, т. е. к таким существам, существование которых преходяще. Но существование видов продолжается непрерывно. В этом заключается их длительность, а их различие определяет их число. Каждый вид имеет одинаковое право на блага природы, все ей одинаково милы, так как каждый вид получил от нее средства для того, чтобы существовать и продолжаться столько, сколько она сама существует.

Попробуем поставить вид на место индивида и вообразим себе всю арену природы и в то же время обозревающий взгляд существа, представляющего весь человеческий род.

Когда в один прекрасный весенний день мы видим, как вся природа зеленеет, как раскрываются цветы, как пробиваются почки, снова оживают пчелы и возвращаются ласточки; когда мы слышим любовную трель соловья, когда любовь проявляется в прыжках муфлона и в реве быка; когда все, что живет, ищет друг друга и стремится к соединению чтобы воспроизвести новые существа, то во всей этой картине господствует представление о постоянном зарождении и возникновении. Кода же мы видим в мрачное время года, во время мороза и инея, что особи разных полов становятся друг к другу равнодушны, бегут друг от друга вместо того чтобы как раньше искать друг друга; что обитатели воздуха покидают наш климат, водные животные подо льдом теряют свободу, что все насекомые или исчезают или гибнут, что большинство животных становится вялым или сонным и роет себе норы, чтобы найти там убежище; что земля затвердевает, растения засыхают, а деревья, лишенные листвы, сгибаются под тяжестью снега, то у нас всюду возникает понятие об изнеможении и уничтожении. Но идея о разрушении и возрождении, или, скорее, картины жизни и смерти, как бы они ни представлялись великими и всеобщими, они все же только индивидуальны и единичны. Человек ведь сам индивидуум и так рассматривает он и природу, тогда как существо, которое по нашей вышеуказанной предпосылке, заняло бы место всего рода, имело бы более всеобщее и полное суждение. Оно увидело бы в этом разрушении, как и в возрождении, во всех этих сменах и следованиях лишь постоянство и вечность. Одно время года для такого существа тождественно с тем же временем года всех столетий. В его глазах тысячное животное в ряду поколений и первое животное - это одно и то же животное. В самом деле: если бы мы продолжали жить так, как сегодня, то исчезло бы понятие, которое мы имеем о времени, и индивидуум превратился бы в вид. Почему бы нам не доставить себе удовольствия рассматривать несколько мгновений природу с этой новой точки зрения? Действительно, когда человек приходит в мир он выступает из тьмы. Его душа так оголена, как тело; он рождается без знаний, как и без защитного оружия; он приносит с собой только способность страдать; он может воспринимать только впечатления внешних предметов и пускать в ход свои органы чувств.