Разве мало было на свете гениальных людей? Отнюдь нет. Быть может, они недостаточно размышляют и изучают? Ни в коей мере. История наук изобилует славными именами; земля покрыта памятниками наших трудов. Почему же у нас так мало достоверных знаний? Но каким фатальным причинам науки так мало продвинулись вперед? Неужели мы обречены всегда оставаться детьми? Я уже дал ответ на эти вопросы. Абстрактные науки слишком долго занимали лучшие умы и почти не принесли плодов; в одних случаях вовсе не изучалось то, что надлежало знать, в других случаях в исследованиях не было ни отбора, ни плана, ни цели, ни метода; без конца нагромождали слова, а знание вещей отставало.

Истинный метод философствования заключался и будет заключаться в том, чтобы умом проверять ум, умом и экспериментом контролировать чувства, познавать чувствами природу, изучать природу для изобретения различных орудий, пользоваться орудиями для изысканий и совершенствования практических искусств, которые необходимо распространить в народе, чтобы научить его уважать философию.

Есть только одно средство расположить простой народ к философии; оно состоит в том, чтобы показать ее пользу. Простой народ всегда спрашивает: "Для чего это нужно?" В этих случаях никогда не следует отвечать: "Ни для чего". Он не знает, что то, что просвещает философа, и то, что полезно простому человеку, - совершенно различные вещи, так как разум философа часто проясняется чем-нибудь вредным и затемняется полезным.

Каковы бы ни были факты, они составляют подлинное богатство философа. Но один из предрассудков рациональной философии заключается в убеждении, будто тот, кто не может сосчитать своих денег, никогда не будет богаче того, у кого только один экю. К несчастью, рациональная философия главным образом сопоставляет и связывает факты, имеющиеся в ее распоряжении, и гораздо меньше внимания уделяет тому, чтобы собирать новые факты.

Собирать и связывать факты - два очень трудных занятия; поэтому философы и распределили их между собой. Одни посвящают свою жизнь собиранию материалов - это полезная и трудоемкая работа; другие, гордые зодчие, спешат их использовать. Но время доныне опрокидывало почти все сооружения рациональной философии. Обреченный работать в пыли труженик рано или поздно выносит из подземелья, где он роет вслепую, глыбу, губительную для этих построек, воздвигнутых напряжением ума; они рушатся, и остаются лишь груды обломков до тех пор, пока другой смелый гений не возьмется построить из них новое здание. Счастлив тот философ-систематик, которого, как некогда Эпикура, Лукреция, Аристотеля, Платона, природа наделила сильным воображением, большим красноречием, искусством представлять свои идеи в ярких и возвышенных образах! Здание, им сооруженное, может когда-нибудь рухнуть, но его статуя сохранится среди обломков, и сорвавшийся с горы камень не разобьет этой статуи, потому что она не на глиняных ногах.

У разума свои предрассудки, у чувства свои сомнения, у памяти свои границы, у воображения свой мерцающий свет, у инструментов свои недостатки. Явления бесчисленны; причины скрыты; формы, быть может, преходящи. Всем этим трудностям, заключенным в нас самих и представляемым природой, мы можем противопоставить лишь медленно накапливаемый опыт и ограниченное размышление. Таковы рычаги, которыми философия намеревается перевернуть мир.

Мы выделили два вида философии: философию экспериментальную и рациональную. У одной глаза завязаны, она всегда идет ощупью, берется за все, что попадает ей под руку, и в конце концов натыкается на драгоценные вещи. Другая собирает этот драгоценный материал и старается разжечь из него факел; но до настоящего времени этот мнимый факел служил ей хуже, чем ее сопернице поиски на ощупь; это и не удивительно. Опыт бесконечно умножает свои поиски и действует непрерывно; он неизменно ищет явления, в то время как разум ищет аналогии. Экспериментальная философия не знает ни того, что ей попадется, ни того, что получится из ее работы; но она работает без устали. Наоборот, рациональная философия взвешивает возможности, выносит суждения и умолкает; она самоуверенно заявляет: "свет нельзя разложить"; экспериментальная философия прислушивается к ней и молчит целые века, затем она вдруг показывает призму и говорит: "свет разложим".