Но если все нам говорит за то, что человеческий род не должен более впасть в свое древнее варварство, если все должно нас укрепить против той малодушной и извращенной системы, которая обрекает его на вечные колебания между истиной и заблуждением, свободой и рабством, мы в то же время видим, что свет знаний освещает еще лишь небольшую часть земного шара и что количество людей, обладающих действительными знаниями, меркнет перед массой, коснеющей в предрассудках и невежестве. Мы видим обширные страны, изнывающие в рабстве, где народы унижены пороками цивилизации, замедляющими ее движение, и прозябают еще в младенчестве своих первых эпох. Мы видим, что труды этих последних лет много сделали для прогресса человеческого разума, но мало для совершенства человеческого рода; много для славы человека, кое-что для его свободы, почти ничего еще для его счастья. В некоторых пунктах наши глаза поражены ярким светом, но густой мрак покрывает еще необозримый горизонт. Душа философа с утешением отдыхает на немногих предметах, но зрелище тупоумия, рабства, сумасбродства, варварства еще чаще ее удручает, и друг человечества может вкусить удовольствие без помех, только предаваясь сладким надеждам на будущее.

Таковы предметы, которые должны войти в историческую картину прогресса человеческого разума. Представляя их, мы в особенности постараемся показать влияние этого прогресса на воззрения, на благосостояние общей массы различных наций в разных эпохах их политического существовании; какие истины они знали, от каких заблуждений они были освобождены, какие добродетельные привычки они переняли, какое новое развитие их способностей установило более благоприятную пропорцию между этими способностями и их потребностями; и с противоположной точки зрения, какими предрассудками они порабощались, какие религиозные или политические суеверия были у них введены, какими пороками невежество или деспотизм развращали их, каким бедствиям подвергла их жестокость или их собственный упадок.

До сих пор политическая истории, как и история философии и наук, была только историей нескольких людей; то, что действительно образует человеческий род, - масса семейств, почти всецело существующих своим трудом, была забыта; и даже среди тех, кто, посвящая себя общественной деятельности, заботится не о себе самом, но обо всем обществе, чья задача обучать, управлять, защищать и помогать другим людям, - даже в этом классе людей только главари останавливали на себе внимание историков.

Для истории отдельных лиц достаточно собрать факты, но история массы людей может опираться только на наблюдения; чтобы их выбрать, чтобы уловить их существенные черты, нужны уже знания и почти столько же философского образования, как для того, чтобы их умело использовать.

Сверх того, эти наблюдения имеют здесь предметом обыкновенные вещи, которые бросаются всем в глаза, которые каждый может, если хочет, сам познать. Поэтому почти все собранные наблюдения сделаны путешественниками, иностранцами, ибо эти вещи, столь обыкновенные для местных людей, для путешественников становится предметом любопытства. Но, к сожалению, эти путешественники - почти всегда неточные наблюдатели, они рассматривают вещи с слишком большой поспешностью, через призму предрассудков своей страны и часто глазами людей объезжаемой ими местности. Они справляются у тех, с кем случайно встретились, и интерес, партийный дух, национальная гордость или юмор почти всегда диктуют ответ.

Таким образом, не только недобросовестности историков - в чем справедливо упрекали авторов истории монархий - нужно приписать скудость памятников, по которым можно набросать эту наиболее важную часть историю людей.

Их можно только несовершенно дополнять знанием законов, практических принципов правительств и общественной экономии или знакомством с религиями и общими предрассудками.

В самом деле, закон писаный и действующий, принципы тех, кто управляет, и формы, в которые выливается их действие в умах управляемых, учреждение по идее своих основателей и учреждение функционирующее, религия книжная и народная, кажущаяся всеобщность предрассудка и действительное его признание - могут так различаться, что следствия совершенно перестают соответствовать этим известным общественным причинам.

Именно на эту часть истории человеческого рода, наиболее темную, наиболее пренебрегаемую и для которой памятники доставляют нам так мало материалов, должно быть обращено особенное внимание. Когда здесь дастся отчет об открытии, о важной теории, о новой системе законов, о политической революции, то имеется в виду определить, какие следствия должны были отсюда вытекать для наиболее многочисленной части каждого общества, ибо это является истинным предметом философии, так как все промежуточные действия этих самых причин могут быть рассматриваемы только как средства повлиять в конечном итоге на эту часть, действительно составляющую массу человеческого рода.

Именно, достигнув этой последней ступени лестницы, наблюдение прошедших событий, как и знания, приобретенные умозаключением, становятся поистине полезными. Именно, дойдя до этого предела, люди могут оценить свои действительные права на славу или испытывать известное удовольствие от прогресса своего разума, только там можно судить о действительном совершенстве человеческого рода.

Идея относить все к этой последней точке продиктована справедливостью и разумом; но были попытки считать ее химерической, между тем, она отнюдь таковой не является; нам достаточно доказать это здесь двумя поражающими примерами.

Обладание наиболее простыми предметами потребления, удовлетворяющими с некоторым избытком потребности человека, руки которого делают плодородной нашу почву, обусловлено долгими усилиями промышленности, благоприятствуемой светом наук; и отсюда это обладание связано историей с победой при Саламине, ибо, не будь ее, мрак восточного деспотизма грозил покрыть всю землю. Матрос, которого верное исчисление долготы места предохраняет от бури, обязан жизнью теории, которая в цепи истин восходит до открытий, сделанных в школе Платона и остававшихся в течение двадцати веков совершенно бесполезными.