Часто философ высказывается за истину, не зная ее. Он видит, что до него отвергали то или иное мнение, и принимает его не потому, что оно кажется ему лучшим, а потому, что он надеется стать главой школы. В самом деле, новизны системы почти всегда было достаточно, чтобы обеспечить ей успех.

Возможно, что именно это и послужило мотивом, который склонил перипатетиков взять в качестве принципа положение, что все наши знания происходят из чувств. Они были столь далеки от понимания этой истины, что никто из них не сумел ее раскрыть, и спустя много столетий это было еще открытием, которое предстояло сделать.

Бэкон был, по-видимому, первым, кто усмотрел эту истину. Она составляет основу сочинения, в котором он дает превосходные советы для преуспеяния наук. Картезианцы с презрением отвергли этот принцип, потому что или о нем лишь по сочинениям перипатетиков. Наконец Локк понял его, и преимущество Локка заключается в том, что он был первым, кто доказал этот принцип.

Однако незаметно, чтобы этот философ когда-либо сделал его главным предметом своего исследования о человеческом рассудке. Он взялся за него случайно и случайно продолжал им заниматься; и хотя он предвидел, что сочинение, написанное таким образом, заслужит немало упреков, у него не было, как он говорит, ни мужества, ни свободного времени, чтобы его переделать. Вот почему нужно отбросить изобилующие там длинноты, повторения и беспорядок. Локк был вполне в состоянии гранить эти недостатки, и, возможно, это-то и делает их менее простительными. Он видел, например, что слова и способы, каким мы их употребляем, могут пролить свет на первоисточник наших идей, но, поскольку заметил слишком поздно, он лишь в своей третьей исследовал вопрос, который должен был бы быть предметом второй книги. Уместно предположить, что, если бы можно было поручить ему переделку его сочинения, он гораздо лучше раскрыл бы механизм деятельности человеческого рассудка. Нe сделав этого, он лишь слегка коснулся происхождения наших знаний, и эта часть его труда наименее глубокая. Он полагает, например, что, как только душа получает через органы чувств идеи, она может по своему усмотрению их повторять, составлять, соединять бесконечно разнообразно и образовывать из них всевозможные сложные понятия. Но обычно бывает, что в детстве мы испытываем ощущения задолго до того, как умеем извлекать из них идеи. Таким образом, так как душа с первого мгновения не совершает всех своих действий, то для того, чтобы лучше раскрыть происхождение наших знаний, было бы очень важно показать, как она приобретает способность их совершать и как эта способность развивается. По-видимому, Локк об этом на подумал, никто его за это не упрекнул или не попытался дополнить эту часть его сочинения. Возможно даже, что намерение объяснить происхождение действий души, выводя их из простого восприятия, столь ново, что читателю будет очень трудно понять, каким образом я его выполню.

В первой книге своего "Опыта" Локк рассматривает мнение о врожденных идеях. Я не знаю, не слишком рано он остановился в борьбе с этим заблуждением; сочинение, которое я здесь представляю, косвенным образом разрушит это заблуждение. В нескольких местах второй книги он исследует действия души, но поверхностно. Слова являются предметом третьей книги, и мне кажется, что он первый, кто написал по этому вопросу как истинный философ. Однако я считал, что этот вопрос должен составить значительную часть моего сочинения, - и потому, что он еще может рассматриваться с новой и более широкой точки зрения, и потому, что я убежден, что употребление знаков представляет собой причину, в силу которой развиваются зародыши всех наших идей. Впрочем, среди превосходных мыслей, которые высказывает Локк в своей второй книге об образовании многих видов идей, таких, как пространство, длительность и т.д., а также в его четвертой книге, озаглавленной "О познании", есть много таких мыслей, которые я отнюдь не одобряю; но поскольку они больше касаются объема наших знаний, они не входят в мой план и мне нет надобности останавливаться на них.