...столь же совершенное соответствие материи, чтобы душа обладала и способностью воспринимать все внешние предметы без материи или тела, а тело обладало способностью совершать все свои движения, произвольные и непроизвольные, независимо от духа. Это даже больше, чем гипотеза, продолжает он; она сопровождается доказательствами и приносит большую пользу в физике. Лейбниц рассматривает свою теорию и подобные ей на примере двух часов, идущих абсолютно точно. Это может произойти в силу одной из следующих трех причин, заявляет он: во-первых, одни часы должны обладать каким-то влиянием на другие; такова, говорит он, система физического влияния. Во-вторых, изготовитель часов должен время от времени подгонять их друг к другу; такова, говорит он, система окказиональных причин. В-третьих, часы с самого начала должны были получиться совершенными; такова, говорит он, именно моя (то есть Лейбница) теория.

Я сделаю несколько замечаний об этой теории Лейбница. Прежде всего, в философии вообще нельзя допускать гипотез; они являются лишь прикрытием нашего невежества. Данная гипотеза устраняет необходимость божественного правления, поскольку все с самого начала возникло совершенным. Она устраняет всякую свободу действий человека. Нет необходимости существования внешних предметов, поскольку дух воспринял бы их без помощи тела. Короче говоря, эта гипотеза полностью есть [только] гипотеза.

Закончив таким образом свои замечания по первому большому разделу нашего обсуждения вопроса о связи духа и тела, а именно о воздействии на дух и тело со стороны их союза, перехожу ко второму: знаки - состояния духа на основании состояния тела и состояния тела на основании состояния духа.

Это путь, который до сего времени не исследовался ни одним философом, мне известным, и, следовательно, ошибки здесь более простительны. Здесь я сначала рассмотрю естественные знаки и выражения; и, во-вторых, то, что многие вещи, относящиеся к телу, являются лишь естественными знаками явлений, относящихся к духу.

Значение слова "знак" настолько хорошо известно, что мне не нужно пытаться дать ему определение. Когда два предмета связаны таким образом, что один ведет к познанию другого, первый является знаком второго. Так, буквы и слова в книге являются знаками мыслей автора. Здесь буквы - знаки звуков, звуки - знаки слов, а слова - знаки мыслей. Так, слова в беседе и языке являются знаками идей или мыслей говорящего. Язык представляет собой лишь знаки наших мыслей; и именно при помощи этого средства мы их передаем. Но кроме слов существуют и другие знаки наших мыслей, например, в армии и на флоте - знаки отступления, движения вперед и т. п., передаваемые флажками, барабанами и т. п. Глухие не могут слышать и, следовательно, не могут говорить, они используют определённые знаки, которые тоже не являются словами. Знаки являются объектами чувств. Вещь, ими обозначаемая, не может быть объектом чувств, потому что она представляет собой мысль. Однако существует различие между естественными и искусственными знаками. Последние возникают благодаря определенному согласию среди всех людей или какой-то определенной группы людей, неизвестному для других. К таким относятся слова; знаки в армии тоже надо выучить, и они известны только служащим в этой армии. Естественные знаки, напротив, понятны всем, подобно тому как дым повсеместно понимается как знак того, что горит огонь, или как знак огня. Подъем воды в реках в равной мере - знак дождя или же таяния снегов, и т. п. Эти явления известны всем людям. В этом случае, как и во всех других, имеются знаки двух видов. Первые - это те, которые установлены природой, но обнаруживаются в опыте и без него не были бы известны. Ребенок не знает, что дым - признак огня, а замерзание -холодной воды: только на опыте он может приобрести знание об этом. Аналогичным образом астроном, натурфилософ, ботаник, химик обязаны своими знаниями опыту. Оставаясь в полном неведении действительных причин, мы говорим, что холод - причина мороза; но холод является всего лишь отсутствием тепла и не может быть действенной причиной. Причина и следствие кажутся нам единственной формой связи между одной вещью и другой, и поскольку мы постоянно видим их соединенными вместе, из них одна воспринимается как знак другой.

Знаки второго вида требуют большего внимания: это такие знаки, которые известны без всякого опыта и таким образом, который мы совершенно не можем объяснить. Так, определяют выражение лица обозначает аффект гнева. Но гнев - это состояние духа; оно невидимо. Никто не может объяснить, почему гнев или ярость должны оказывать такое воздействие на лицо. Но здесь возникает вопрос, имеющий немаловажное значение: откуда нам известно, что данное выражение лица означает этот аффект? Если это знание приобретается на основании собственного опыта, то никто не сумеет ответить, когда он ранее пережил подобный аффект. Однако никто не может вспомнить и то время, когда у него не было этого убеждения. Оно есть у детей; у немых и дикарей оно есть тоже. Но в таком случае, если это знание приобретается не на основании опыта, то оно должно приобретаться благодаря какому-то первоначальному принципу. Так, мы обнаруживаем, что произнесенные в гневе слова пугают грудных детей. Музыка одного рода внушает печаль, другого - любовь, третьего - ярость или гнев. Все это-материальное выражение определенного аффективного состояния духа. Знание такого рода не приобретается в результате опыта. Знаки аффективных состояний в равной мере воспринимают и дикари и дети. Следовательно, они должны быть объяснены только устройством человеческой природы. Надеюсь, сказанного достаточно для объяснения этих знаков двух видов.

Существуют проявления тела, которые представляют собой знаки состояний духа. Я разделяю изложение этого тезиса на пять вопросов: во-первых, именно из непосредственных проявлений, относящихся к телу, мы узнаем, что наши собратья обладают духом; во-вторых, тело естественно выражает нрав; в-третьих - различные аффекты; в-четвертых - волю и мысль. В-пятых, благовоспитанность является естественным выражением того хорошего поведения и добродетельного образа жизни, которым мы всегда восхищаемся.

Во-первых, мы знаем о существовании мысли и духа в самих себе, но не в наших собратьях, поскольку дух не является объектом чувства. Тогда откуда же мы узнаем, что он имеется у наших собратьев? Этот вопрос философы не обсуждали никогда. Если бы его обсудили, то, вероятно, произошло бы изменение в наших системах философии. Некоторые ответят, что знание о нем возникает из рассуждения, из поступков, речей и т. п. Однако это не может быть так, потому что мы убеждены в наличии духа у других людей до начала всякого размышления.