|
|
|
МАРК АВРЕЛИЙ АНТОНИН (Marcus Aurelius Antoninus) (26.04.121, Рим – 17.03.180, Виндобона, Вена), последний крупный представитель Поздней Стои, римский император (с 161).
Биография. Родился в знатной семье и был назван Марком Катилием Севером – в честь прадеда с материнской стороны. После ранней смерти отца, претора Анния Вера, усыновлен (и воспитан) дедом с отцовской стороны и стал называться Марк Анний Вер. В 138 по желанию императора Адриана усыновлен дядей, будущим императором Антонином Пием, и получил имя Марк Элий Аврелий Вер. Видимо, тогда же был помолвлен с дочерью Антонина Пия Фаустиной, которая стала его супругой в 145.
Получил всестороннее образование. Греческую и латинскую риторику изучал у известных риторов Герода Аттика и Корнелия Фронтона. Уже в юности начал интересоваться философией. Среди наставников М. А. – платоники Александр и Секст Херонейский (племянник Плутарха), перипатетик Клавдий Север, стоики Аполлоний Халкедонский (специально приглашенный Антонином Пием для занятий с М. А.) и Квинт Юний Рустик (дважды консул и префект Рима при М. А.), который познакомил М. А. с записями бесед Эпиктета, оказавшими на М. А. несомненное влияние. Скорее всего, М. А. имел представление об учениях всех крупных школ и, вероятно, об ионийской натурфилософии, но, видимо, с самого начала отдавал предпочтение стоической доктрине. Кроме того, М. А. изучал музыку, математику, право и др. дисциплины (SHA 2–3; M. Aur. I 7–9; 12; 14).
О жизни М. А. в 146–161 ничего не известно. С 161 (после смерти имп. Антонина Пия) – император с именем Марк Аврелий Антонин Август; до 169 правил вместе со сводным (по усыновлению) братом Луцием Вером, с 177 – вместе с сыном Коммодом. В 176 М. А. посетил Афины и учредил там четыре философские кафедры – платоническую, стоическую, перипатетическую и эпикурейскую, содержавшиеся за государственный счет (Philostr. V. soph. II 2; Cass. Dio LXXI 31). В 170-х гг. придворным врачом М. А. стал известный медик и философ Гален. Последний период жизни М. А. наполнен походами. Умер во время очередной военной экспедиции 17 марта 180 в Виндобоне (Вена) или (по другим источникам) в Сирмии (Сремска-Митровица, Сербия).
Сочинения. Сохранилось единственное философское сочинение М. А. – «К самому себе» (Εἰς ἑαυτόν), а также письма (переписка с ритором Фронтоном, послания к афинянам и др.). «К себе самому» написано на греческом языке и состоит из 12 кн. (деление на книги, видимо, появилось довольно рано, – Suda, s. v. Μάρκος; деление книг на отдельные записи восходит к изданию Гатакера, 1652). Оно представляет собой философский «дневник», т. е. записки, сделанные М. А. лично для себя (основная часть записей относится, скорее всего, к 170-м), не предназначавшиеся для посторонних и изданные, несомненно, уже после его смерти. Об этом свидетельствуют отрывистая лаконичность многих записей и спорадические упоминания мест написания: «в области квадов» (перед нач. 2-й кн. или в конце 1-й кн.), «в Карнунте» (нач. 3-й кн.). Однако широкий обобщающий характер некоторых записей, увещательно-наставительный тон, свойственный жанру диатрибы, позволяют предположить, что М. А. готовил материалы для философского сочинения (возможно, с целью поучения своего сына, будущего императора Коммода), которое не успел написать. Сохранившийся текст лишен композиции (за исключением, 1-й кн.) и систематичности, изобилует повторами и вариациями на сквозные темы: порядок мироздания, вечное возвращение, бренность сущего, смерть, следование природе, исправление нрава, общее благо и т. д.
Учение. Об «учении» М. А. следует говорить с еще большей долей условности, чем об «учениях» Сенеки и Эпиктета. Особенность М. А. – в личном и свободном (иногда скептически-критическом) отношении к «сумме» стоических догм, наряду с которыми у М. А. встречаются гераклитовские, платонические и эпикурейские мотивы; не исключено знакомство с сочинениями Посидония. По сравнению с Эпиктетом (которого М. А. неоднократно упоминает и цитирует – I 7; IV 41; VII 19; XI 34) М. А. гораздо менее догматичен; возможно, он даже не считал себя ортодоксальным стоиком (ср. отстраненное «даже и стоикам» – V 10), хотя стоический взгляд на мир ему, несомненно, ближе прочих. М. А. свободно владеет нормативной технической терминологией Ранней Стои и, скорее всего, изучал главные работы ключевых ее представителей, из которых, однако, упоминает только Хрисиппа. Возможно, М. А. был знаком с сочинениями Аристона Хиосского (Front. Ad M. Caes. IV 13), известного своими ригористическими воззрениями.
Первая задача философии – разъяснить «основоположения» (δόγματα – Х 34). Гносеологическая и физическая догматика, непосредственно не связанная с этикой, имеет для М. А. значение общей пропедевтики, позволяющей в какой-то мере понять правила пользования разумом, основы мироздания и принципы поведения в жизни. Необходимо четко определять содержание представлений и правильно сочетать формулировки (III 11; IV 22). Кто не понимает, что такое мир, тот не знает, где находится и что должен делать (VIII 52; IX 1). Важно понять законы природы и действовать соответственно (IV 21; VIII 13; 52; IX 41).
Основа стоического мировоззрения (аналитическое соединение понятий «космос», «разум», «целесообразность») становится у М. А. объектом предварительной оценки и осознанного выбора: либо промысл и разумная упорядоченность с их неизбежными, но приемлемыми издержками (смерть и распад суть неотъемлемая сторона природы – II 12; VIII 55; IX 3; 12), либо атомы и царство непознаваемой хаотической случайности (IV 3; VII 32; IX 39; X 6; XI 18; XII 14 – видимо, это был для М. А. один из самых принципиальных вопросов). Космос желательно представлять как целесообразно упорядоченное целое (τὸ ὅλον – VIII 5 и др.), управляемое благим промыслом, или «верным» разумом, который лежит в основе всеобщей и необходимой связи причин, т. е. мировой «симпатии» (V 26; IX 9). Но даже это допущение не устраняет сомнений в познаваемости мира – вечно обновляющегося круговорота первоэлементов и текучих, преходящих, трудноуловимых вещей (V 10; 23; VI 17; IX 28; 33; X 7; XI 1). Таков и сам человек: после смерти он распадается на элементы и становится частью всеобщего «семенного логоса» (II 17; IV 14).
Подобно Панетию, Посидонию и Сенеке, М. А. отвергает психологический монизм Ранней Стои. В человеке отчетливо различаются «бренная плоть» (σάρκιον, σαρκίδιον), «душевное начало» (πνευμάτιον) и разумное «ведущее» начало (ἡγεμονικόν) – личный «демон», «осколок» Зевса (II 12; III 6–7; V 10; 27; VIII 45), «внутренний повелитель» (τὸ ἔνδον κυριεῦον – IV 1, cp. X 38), – которое резко отделяется от влечений и порой противопоставляется не только душе, но (в платоническом духе) и веществу в целом.
Основной предмет М. А. – практическая этика. Человек слаб, и задача философии – за недолгое отпущенное человеку время научить его «самолечению» с помощью правильно выбранных принципов, объяснить, как повседневно существовать в этом мире: «Философия желает только того, чего желает твоя [разумная] природа» (V 9, ср. III 13; IV 48; VI 55). В практическом отношении полезны не только стоические, но и любые разумные рецепты. Поэтому М. А. одобрительно излагает этические рекомендации Эпикура (VII 46; IX 41 ср. XII 34), не принимая, конечно, атомистической концепции. Значение имеют лишь нравственное благо и зло; все прочее безразлично (II 1; 11). Счастье, «благое течение жизни» (εὔροια – V 34; X 6) заключено в обладании добродетелью, т. е. в «согласии с природой» – всеобщим «верным» разумом и судьбой (I 9; II 9; III 4; IV 16; VII 11; VIII 54). Все предопределено от века (X 5), мудрец принимает судьбу как должное и любит свой жребий (III 16; IV 26; VII 54; 57; IX 6): «Иди прямо, следуя своей и всеобщей природе – путь у них один» (V 3). Всеобщая природа ведет человека тем, чтo с ним случается, а его собственная – тем, чтo он должен делать (VII 55), и «никому не выпадает то, чего он не в силах вынести» (V 18 cp. X 3). Нужно «уединиться в себе» (IV 3; X 37), сообразовать свое разумное начало с природой целого, освободиться от гнева, страха, печали и обрести «бесстрастие» (XI 18), овладев «надлежащим» во всех «числах» (III 1; VI 26). К смерти следует относиться с покорностью и подобающим уважением (IV 48; IX 3; XII 35–36). В связи со всем этим М. А. отдает дань излюбленной теме Эпиктета – «власти над представлениями», которые суть единственное, что «от нас зависит» (V 36; VIII 14; 28–29; IX 40; XII 33). Как и все стоики, М. А. заинтересован в обосновании автономии морального выбора. Добродетель должна подчиняться иной причинности, нежели природные явления: какую бы картину мира ни выбрал человек – стоическую, атомистическую и т. п., – он должен сделать себя достойным божественной помощи (X 6–7; XI 18; XII 14). «Теодицея» М. А. вполне традиционна: зло имеет исключительно моральный характер, и боги не отвечают за него (VI 41–42). Иногда у него проглядывает огрубленный интеллектуализм платонического толка – пороки суть следствие неведения (XI 18).
Поскольку главная этическая задача человека – совершенствование себя самого, «другой» остается для него «безразличным»: каждый сам отвечает за себя (VIII 56 ср. IV 39; VII 55). Правда, иногда М. А. советует внимательно относиться к тому, что происходит в чужой душе (II 6; 8) и формулирует императив иначе: быть человеколюбивым и справедливым не по обязанности, а из сердечного расположения (VII 13; IX 4–5). Но в любом случае как существа общественные, как разумные обитатели локального социума и всекосмического государства, управляемого «верным разумом» (II 11; 16; IX 9), люди созданы друг для друга (IV 3; VII 13; VIII 59), должны относиться друг к другу достойно, справедливо, доброжелательно, снисходительно, заботливо (III 11; VI 39; VII 23; VIII 61 и др.), и в первую очередь М. А. относит это требование к самому себе (VI 30). Тема заботы о всеобщем благе (III 4; IV 17; V 1; VII 5) и космополитический пафос обретают особый смысл в устах повелителя мировой империи: «Город и отечество мне как Антонину – Рим, а как человеку – мир» (VI 44, ср. IV 4).
С Сенекой, Эпиктетом, а также с христианским учением (при отрицательном отношении к «пустому упрямству» христиан – XI 3) М. А. сближают призывы к гуманности (человеку свойственно «любить ближних», τὸ φιλεῖν τοὺς πλησίον – XI 1), к наблюдению за своей душой (II 8; 16), к осознанию слабости и греховности рода людского (III 4; V 5; IX 4; X 19). В обостренном личном отношении к божеству (бог видит душу человека в ее наготе – XII 2), в пессимизме, близком к трагической, но просветленной безысходности, выражается характерное для Поздней Стои сочетание философствования с интимным религиозным чувством. Человек – «душонка (ψυχάριον), труп несущая» (IV 11). Его «жизнь – миг, сущность ее текуча, ощущение – смутно... участь – неясна, слава – невнятна» (II 17 cp. III 10; V 33). Срок отпущен малый: каждое дело нужно делать как «последнее в жизни» (II 5, cp. 11). Не от человека зависит, сколько актов отведено ему сыграть на сцене жизни. И если уж настало время уйти – «уйди благостно (ἵλεως), как благостен и тот, кто тебя отпускает» (XII 36 – конец последней записи, cp. II 3).
Традиция. «Терапевтическое» морализирование М. А. очень близко к той завершительной форме, в которой учение Стои было лучше всего известно в последующие эпохи. Однако текст с самого начала имел небольшое распространение и был известен гораздо хуже, чем сочинения Эпиктета. Правда, в 907 еп. Арефа Кесарийский сообщал митрополиту Гераклейскому Деметрию, что имеет книги М. А. (Scripta minora I p. 305 Westerink.). До нашего времени дошла только одна рукопись полного текста (14 в.). Editio princeps Ксиландра появилось в Цюрихе (1559, переиздано с исправлениями в Базеле, 1568, и Лионе, 1626). До сих пор не потеряло значения греко-латинское издание Гатакера (Кембридж, 1652). Англ. перевод Казобона вышел в Лондоне двадцатью годами ранее (1633, 1635), франц. перевод Дасье – в 1691 (переиздан в 1969). После этого М. А. становится широко читаемым автором.
Текст:
Рус. пер.:
Литература
А. А. СТОЛЯРОВ