|
|
|
АНТИПАТР ИЗ ТАРСА (̕Αντίπατρος ὁ Ταρσεύς) (2 в. до н. э.), философстоик, ученик и преемник Диогена Вавилонского на посту главы Стои, учитель Панетия. Современник и соотечественник Архедема (Strab. XIV 5, 14). Возглавил школу ок. 150 до н. э. (ISHerc. col. 53); покончил с собой незадолго до смерти Карнеада – предположительно, ок. 129 до н. э. (D. L. IV 64).
Из многочисленных сочинений А. (сохранились незначительные фрагменты) известны: 1) логические – «О речевом выражении и выражаемом [смысле»] (Περὶ λέξεως καὶ τῶν λεγομένων), «Об определениях» (Περὶ ὅρων), «О возможном» (Περὶ δυνατῶν) и «О повелевающем рассуждении» (Περὶ τοῦ κυριεύοντος); 2) физические – «О богах», «О мантике» в 2-х кн.; 3) этические – «О том, что согласно Платону только нравственно-прекрасное – благо» (῞Οτι κατὰ Πλάτωνα μόνον τὸ καλὸν ἀγαθόν) в 3-х кн., «О совместной жизни с женщиной» (Περὶ γυναικὸς συμβιώσεως), «О браке» (Περὶ γάμου), «О суеверии» (Περὶ δεισιδαιμονίας); 4) прочие – «О различии между Клеанфом и Хрисиппом» (Περὶ τῆς Κλεάνθους καὶ Χρυσίππου διαφορᾶς), «О школах» (Κατὰ τῶν αἱρέσεων). Трактат «О мире» (D. L. VII 148) может с равной вероятностью принадлежать А. и Антипатру из Тира, а трактаты «О гневе» (Athen. XIV 643f), «О сущности» (D. L. VII 150) и «О душе» (Ibid., 157), как принято считать, с большей вероятностью принадлежали последнему. Особую задачу А. видел в том, чтобы защищать школьное учение от критики Карнеада, развернувшего в то время кампанию против стоической догматики (Plut. De garrul. 23, 514d; Eus. Pr. Ev. XIV 8, 10).
Учение. В школе и за ее пределами А. пользовался репутацией «умнейшего человека» (homo acutissimus – Cic. De off. III 51), «мастера диалектики» (princeps dialecticorum – Cic. Acad. II 143) и был одним из крупнейших логиков последнего периода Ранней Стои. В рамках логической области А. занимался грамматикой и к пяти частям речи добавлял наречие (μεσότης – D. L. VII 57), дал четкую формулировку определения (VII 60) и критерия истины – «постигающего представления» (VII 54). В сфере собственно логики он был, видимо, единственным после Хрисиппа, кто вводил новшества, – в частности, понятие «неканоничных» силлогизмов с одной посылкой (μονολημμάτοι – Alex. In Top. 8, 16; Sext. Adv. math. VIII 443). Занимался модальными высказываниями («О возможном») и анализом Диодорова текста, где примыкал к Клеанфу, как и Архедем («О повелевающем рассуждении» – Epict. Diss. II 19, 2; 9).
Физика А. вполне канонична. Он традиционно определял космос как единый, конечный и шарообразный (D. L. VII 140), бога называл «блаженным, бессмертным и благодетельным к людям живым существом» (Plut. St. rep. 38, 1051f) и судьбой (Aёt. I 27, 6). Интересовался природой гадания (и собирал о нем материалы), всеобщей связью причин и полагал, что в их основе лежит мыслящая божественнуая сила, разлитая по всеу миру (Cic. Divin. II 35 ср. I 39; II 144 и др.). Предпочитал аллегорезу физического типа (Macr. Sat. I 17, 36; 57).
В основных положениях этики А. придерживался ортодоксальных школьных позиций. Таковы, например, его суждения о природе блага, зла и безразличного, самодостаточности добродетели и т. д. (Sen. Ep. 87, 38; Clem. Strom. V 14). Вместе с тем, как Диоген Вавилонский и Архедем, А. стремился преодолеть двусмысленность понятия «природа» и в связи с этим уточнил понятие «ценность», а также модифицировал формулировку конечной цели. А., вероятно, полагал, что «предпочитаемые» вещи обретают «ценность» тогда, когда благодаря разумному выбору извлекаются из сферы «безразличного» и получают статус «соответствующего природе (разумной)»; это, в терминологии А., «ценность, приданная в акте выбора» (ἀξία ἐκλεκτική – Stob. II 7, 7f. 5). Момент разумного выбора подчеркнут в двух определениях конечной цели: «Жить, избирая то, что отвечает природе, и отбрасывая то, что ей не отвечает» и «совершать все от нас зависящее, неуклонно и постоянно, для обретения того, что выделяется как соответствующее природе» (Stob. II 7, 6a. 14–16). Внимание к практической этике отражено в соч. «О браке» и «О совместной жизни с женщиной», где речь и идет о нормах отношения между супругами, близкими и родственниками: уважении, заботливости, правильной организации совместной жизни и т. д. О внимании А. к практическим ситуациям (как применять этические принципы на деле, соизмеряя личную выгоду и нравственную позицию, – жертвуя при необходимости первой ради второй) свидетельствует обширный текст (Cic. De off. III 50 сл.): А. требует меньше считаться с личной пользой, чем Диоген Вавилонский.
О набиравших в то время тенденциях школы красноречиво свидетельствуют соч. А «О различии между Клеанфом и Хрисиппом» и «О том, что согласно Платону только нравственно-прекрасное – благо»: первое говорит о начале внутришкольной рефлексии над традиционными догмами, второе – о готовности обращаться к внешкольным авторитетам, и прежде всего к Платону.
Ученики и влияние. Вокруг А. (как и вокруг Диогена Вавилонского и Архедема) сложился кружок учеников, – «антипатровцы» (Athen. V 186 a). В разное время в него, помимо Панетия Родосского, входили: Гераклит из Тарса, утверждавший, что прегрешения не равны между собой (D. L. VII 121), Гай Блоссий из Кум, Сосиген, испытавший, возможно, влияние перипатетической физики (Alex. De mixt. 216 Bruns), вероятно, Хрисерм Александрийский и Дионисий Киренский.
Наряду с Диогеном Вавилонским и Архедемом А. – наиболее универсальный представитель последнего периода Ранней Стои, хранивший традиции учения, но вместе с тем намечавший его модификацию в этической области. Пользовался большим авторитетом, упоминался и цитировался наряду с основателями учения вплоть до 2 в. н. э. (Cic. De fi n. I 6; Tusc. V 107; Sen. Ep. 92, 5; Epict. Diss. II 17, 40; III 2, 13; 21, 7).
Фрагменты
Литература
А. А. СТОЛЯРОВ