ЭФИР (греч. αἰθήρ), в античной философии – один из космических элемен­тов, составляющий субстанцию неба и звезд. В древнегреческой эпичес­кой поэзии и у трагиков эфир – ясное небо, верхний чистый слой воздуха, противоположный нижнему слою аэру (ἀήρ), место обитания бессмертных олимпийских богов (Hom. Il. XIV 258). Это значение в целом сохраняется у досократиков. У Эмпедокла эфир отождествляется с воздухом (DK31 B 38, 115), Парменид сближает его с огнем (DK28 B 10, 11), в таком же смысле об эфире говорит Анаксагор (DK59 A 71; A 73).

В платоновской Академии эфир начинает рассматриваться как осо­бый пятый элемент, существующий наряду с землей, водой, воздухом и ог­нем и значительно отличающийся от них по своим свойствам. Начало уче­нию об эфире как о пятом элементе было положено Платоном в «Тимее», где, используя открытие афинским математиком Теэтетом пяти правиль­ных многогранников (пирамиды, куба, октаэдра, икосаэдра и додекаэдра), он поставил в соответствие каждому из них определенный космический элемент: пирамиде – огонь, кубу – землю, октаэдру – воздух, икосаэдру – воду. Додекаэдром, или двенадцатигранником, Демиург, по словам Платона, «воспользовался для придания формы Целому» (Tim. 55с). Последняя фра­за могла быть истолкована в том смысле, что форму додекаэдра получили мельчайшие частицы элемента, расположенного у внешних границ мира. Это дало повод академикам Филиппу Опунтскому и Ксенократу отождест­вить указанный элемент с эфиром и приписать Платону учение о пяти эле­ментах (Epinom. 981b). Выражения «пятый элемент» (πεμπτόν στοιχεῖον), «пятая сущность» (πεμπτὴ φύσις) и «квинтэссенция» (quinta essentia) как синонимы для эфира появились позднее (у Ксенарха Селевкийского, Цицерона и Плутарха Херонейского).

Аристотель, также разделявший учение об эфире, выводит необходи­мость существования пятого элемента из количества простых естествен­ных движений. Все естественные тела, согласно Аристотелю, заключают в себе движущий принцип, поэтому каждое из них характеризуется опреде­ленным видом движения. Простым телам (элементам) должны быть свой­ственны простые движения, а сложным – сложные. Простых движений два – прямолинейное и круговое. Четырем традиционным элементам свой­ственно двигаться по прямой: огню и воздуху – вверх, от центра мира, зем­ле и воде – вниз, к центру. Следовательно, должен существовать еще один, пятый элемент, который от природы совершал бы круговое движение, во­круг мирового центра (De caelo I 2, 269а7). Сам Аристотель никогда не на­зывает этот элемент «пятым», предпочитая говорить о «первой сущности» и «первом теле», а также о «божественном», «горнем», «круговращающем­ся» теле. Наряду с этими именами Аристотель использует и «эфир», следуя платоновской этимологии в «Кратиле» (ср.: Plat. Crat. 410b): этот элемент, движущийся по кругу вечно, называется «эфир» (αἰθήρ), поскольку он «веч­но бегущий», ἀεὶ θέον (De caelo I 3, 270b14–25). Эфир составляет субстан­цию звезд и несущих их «сфер» вплоть до сферы Луны. В отличие от че­тырех элементов подлунного мира он не меняется и не гибнет, не имеет ни тяжести ни легкости и не участвует в циклических взаимопревращени­ях тел. Вечность, неизменяемость и абсолютная неаффицируемость эфира служат обоснованием несотворенности и неуничтожимости мира в целом, а естественность его кругового движения делает излишней постулат о душе как источнике всеобщего движения в природе.

Ближайшие ученики и последователи Аристотеля не приняли его тео­рию эфира. Теофраст в трактате «Об огне» писал о трудностях, которые влечет за собой допущение, что Солнце и другие светила состоят не из огня, а из особого элемента, лишенного жара и света. Сам он был скло­нен считать, что небо состоит из некоего горячего и разреженного испаре­ния, которое располагается как под сферой Луны, так и выше нее. Стратон из Лампсака также отвергал эфирную гипотезу, утверждая, что между зем­ной и небесной областью нет принципиальной разницы, так что для объяс­нения и небесных, и атмосферных явлений достаточно традиционных че­тырех элементов.

Стоики вслед за Аристотелем называли эфиром субстанцию звезд; они утверждали, что эфир естественным образом движется по кругу; что он божественен, неуничтожим и предшествует всем остальным элементам. В то же время они отказывались признавать его особым пятым телом, на­стаивая на том, что эфир есть некая разновидность огня, которая в отли­чие от обычного не сжигает и губит вещи, но дарит всему жизнь и бытие. Зенон, Клеанф и Хрисипп называли поэтому эфир творческим огнем (πῦρ
τεχνικόν) и, желая подкрепить свою точку зрения этимологией, производи­ли имя αἰθήρ от глагола αἴθω «жечь». Стоический эфир в отличие от ари­стотелевского подвержен качественным изменениям: при образовании мира он уделяет себя элементам, а после гибели космоса вновь растворяет их в себе. Как и любой огонь, он нуждается в пище и «кормится» испаре­ниями морей. Он – Бог и принцип разумной организации мира, а человече­ская душа – часть его. Отождествление эфира с «творческим огнем» приве­ло к тому, что позднее, в эклектических школах, многие черты стоического учения проецировались на аристотелевское и смешивались с ним. Такое смешение двух концепций мы обнаруживаем у платоников 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.: Антиоха Аскалонского, Евдора Александрийского, Плутарха, Филона Александрийского и др.

После открытия и публикации эзотерических сочинений (прагматий) Аристотеля интерес к теории пятого элемента возрождается. Платоники и неопифагорейцы возвращаются к идее соответствия пяти правиль­ных многогранников пяти элементам, или пяти областям космоса. Эфир все чаще трактуется как нематериальная субстанция; его отождествляют со светом и небом и считают средой обитания особого рода живых существ (блаженных демонов и праведных душ); из пяти чувств с ним соотносят зрение. В то же время аристотелевская концепция эфира подвергается рез­кой критике со стороны перипатетика Ксенарха Селевкийского и платони­ка Аттика, которые указывают на недостатки и слабые места этой теории и одно за другим опровергают все аристотелевские доказательства в пользу существования эфира. Удар по учению о пятом элементе наносит и создан­ная Клавдием Птолемеем астрономическая система, в которой лежащее в ос­нове аристотелевской гипотезы представление о равномерно вращающихся вокруг Земли гомоцентрических небесных сферах заменяется теорией эпи­циклов. В результате развернувшейся вокруг учения об эфире полемики, участие в которой приняли представители как перипатетической, так и пла­тоновской школы, первоначальная аристотелевская концепция эфира под­верглась существенному переосмыслению. Так, Александр Афродисийский, отвечая на критику Ксенарха, приходит к выводу, что эфир представляет собой одушевленное тело, круговое движение которого следует объяснять стремлением его разумной души уподобиться вечной и неподвижной сущ­ности – первому двигателю (Quaest. 40, 21).

В период неоплатонизма учение об эфире имело как своих критиков, так и сторонников. По мнению Плотина, Аристотель вводит пятый элемент для того, чтобы объяснить вечное существование Солнца и звезд. Предположив, что небо образовано особым «божественным» элементом, который от при­роды обладает свойством неуничтожимости, он тем самым устанавливает и причину вечности мира. По мнению Плотина, это неверно, поскольку ни­какое тело, в т. ч. и небесное, не может быть неуничтожимым и вечным про­сто в силу своей природы. Природа любого тела текуча и изменчива, сле­довательно, его неуничтожимость следует возводить к какому-то другому, бестелесному принципу, а именно к душе (Enn. II 1, 4, 19–23). Признавая душу истинной причиной вечного существования неба и звезд, Плотин тем самым отбрасывает эфирную гипотезу Аристотеля. Мнение Плотина, по-ви­димому, разделял и Порфирий. По сообщению Иоанна Филопона (De aetern. 521, 25–522, 22), Порфирий утверждал, что теория эфира противоречит уче­нию Платона, и приводил множество доводов, доказывающих четырехэле­ментное строение космоса. Сам Филопон в трактатах «О вечности мира против Прокла» и «Против Аристотеля о вечности мира» подверг учение о пятом элементе систематической критике с позиций креационизма. В ответ Симпликий в комментарии к «О небе» показал, что аргументы Филопона по большей части воспроизводят старинные возражения Ксенарха и Аттика, давно уже опровергнутые Александром Афродисийским.

Начиная с Ямвлиха, видевшего в эфире важное промежуточное звено в цепи эманаций, аристотелевское учение о пятом элементе постепенно по­лучает признание и укрепляется убеждение о согласии этого учения с пла­тоновским. Полагая небо одушевленным, Ямвлих тем не менее выделяет «небесное тело» из числа других элементов, приписывая ему особый вид жизни (ap. Simpl. In De an. 49, 31), и рассматривает его как телесный аналог того умопостигаемого единства, которое объединяет между собой надмир­ных богов (ap. Julian. Εἰς τὸν βασιλέα ῞Ηλιον, 15, 9–11 Lacombrade). Прокл толкует эфир как небесный огонь, достигший своего естествен­ного места у границы мира и совершающий там присущее ему от приро­ды круговращательное движение. Небесный огонь, по Проклу, это полуду­ховная, полуматериальная субстанция, являющаяся первым воплощением умопостигаемой идеи огня. В нем, как в причине, содержатся все рацио­нальные построения (λόγοι) чувственно воспринимаемых тел и элементов, которые потом воплотятся в более низких, материальных порядках сущего (In Tim. III, 113, 5). Поэтому наряду с огнем в небе присутствуют вода, зем­ля и воздух, но только в своей небесной или «огненной» ипостаси. По сло­вам Прокла, эфир есть форма существования вещей в небе, т. е. нечто вроде «среднего термина» между всецело бестелесными идеями божественного Ума и их отражениями в материи (Ibid. II, 43, 26).

Особое развитие учение об эфире получило в неоплатоническом пред­ставлении о т. н. эфирной «колеснице» (ср. Plat. Tim. 41d–e, Phaedr. 247b), или бессмертном астральном теле души, которое та приобретает при своем нисхождении в земную жизнь (Plot. Enn. IV 3, 15; Porph. De antro II; Macr. In Somn. I 12; Iambl. De myst. III 14; Procl. Inst. th. 205–209). Этот неоплатони­ческий тезис о существовании эфирного посредника между духом и телом выступил на первый план в гностических представлениях о небесно-боже­ственном происхождении души и ее возврате после смерти на астральную прародину, а также в теориях раннехристианского богословия об эфирном теле воскресения (Ориген). Не без влияния античного учения о пятом эле­менте сложилась и характерная для средневекового августинизма «метафи­зика света», рассматривающая свет как первопричину всего сущего (Роберт Гроссетест, Роджер Бэкон), и алхимическая концепция «философского кам­ня», составляющего основу всех вещей и извлекаемого из них путем алхи­мических операций.

Литература

• Moraux P. Quinta essentia, – RE, Hbd. 47, 1963, col. 1171–1263;
• Easterling H.J. Quinta natura, – MusHelv 21, 1964, p. 73–85;
• Месяц С.В. Дискуссии об эфире в Античности, – КОСМОС И ДУША. М., 2005, с. 63–112.

С. В. МЕСЯЦ