|
|
|
ЮЛИАН ФЛАВИЙ КЛАВДИЙ (Flavius Claudius Julianus, Φλάβιος Κλαύδιος Ἰουλιανός) (331, Константинополь – 26.06.363, Месопотамия), римский император, племянник имп. Константина Великого, за отказ от христианства получивший у церковных историков прозвище «Отступник» (̕Αποστάτης, Παραβατός); представитель платонической традиции античной философии (см. Пергамская школа неоплатонизма).
Жизнь. Ю. вступил на римский трон после имп. Констанция, виновника убийства своего отца и братьев в 337. Находясь в детстве и юности под строгим надзором в Никомедии, начальное образование (основы греческой словесности и культуры) получил у раба сирийца Мардония; по указанию Констанция, покровителя ариан, воспитывался в христианском духе под руководством епископов-ариан Евсевия Никомидийского и Георгия Каппадокийского, был крещен и рукоположен в чтеца. Возможно, какое-то время учился у Фемистия, советника Констанция с 347 (ср. Ep. ad Them. 259b). После 351 получил возможность учиться риторике и философии в Константинополе и Никомидии, слушал ритора Либания, познакомился с Максимом Эфесским и затем в Пергаме – с его учителем Эдесием, главой Пергамской школы неоплатонизма, тесно связанной с Ямвлихом. В 355 (июль–сентябрь) посетил Афины, где слушал одних учителей вместе с Григорием Назианзином и Василием Кесарийским (Григорий после смерти Юлиана выразил свое отношение к нему в речах «Против Юлиана», см. Greg. Naz. Or. 4–5). 356–361 Ю. проводит в военных походах: в ранге цезаря (ноябрь 355) в Галлии побеждает франков и алеманнов; в январе 360 войска провозглашают его императором («августом»). В те же месяцы Ю. проходит митраистский обряд посвящения, тавроболии. В конце 361 после внезапной смерти имп. Констанция Ю. признан единодержавным императором. Следуя сформировавшимся к этому времени убеждениям, он предпринял попытку утвердить и обосновать культ Гелиосу-Солнцу, официально введенный в Риме имп. Аврелианом. В июне 363 Ю. умирает от раны во время Персидского похода (ритор Либаний, один из приближенных императора, в «Эпитафии Юлиану» говорит, что он погиб от копья римского воина); погребен в Тарсе. Важнейшими источниками сведений о жизни имп. Юлиана являются «Римская история» (кн. XVI–XXV) Аммиана Марцеллина и «Жизни софистов» Евнапия из Сард.
Сочинения Ю. написаны на греческом языке, в жанровом отношении представляют собой речи, гимны, трактаты, диалоги, письма (по большей части все они были написаны в короткий период между 361 и 363). Из сохранившихся речей Ю. представляют интерес 2 речи «К Констанцию», «О царской власти», «К совету и народу афинскому», «К Царю Солнцу», «К Матери богов», «Ненавистник бороды, или Антиохиец», «Против галилеян», «Против киника Гераклия», «Пир, или Сатурналии», а также около 80 писем Ю. (к частным лицам, в т. ч. философам и риторам Фемистию, Либанию, Орибасию, Максиму, Приску, а также к общинам городов и народов: жителям Кизика, Александрии, фракийцам, аргивянам, евреям и пр.). Не сохранились соч. Ю. о происхождении зла, о геометрических фигурах, о военном искусстве, о войне с галлами и др.
Написанные под влиянием платонической философии и литературных канонов «второй софистики», сочинения Ю. представляют круг тем, характерных для нравственно-политической пропедевтики и демонстрируют литературное мастерство их автора, прекрасно владеющего всеми приемами риторической техники. Речь «К совету и народу афинскому», написанная в кон. 360, носит автобиографический характер; в ней Ю. разъясняет, каким образом он был провозглашен императором и почему вынужден идти против Констанция. Автобиографично и «Письмо к философу Фемистию», в котором Ю. говорит об ответственности императора и трудностях, с которыми связана высшая власть. Философская полемика представлена в речах «Против невежественных киников», где Ю. упрекает современных ему киников за распущенность и роскошь, которой противопоставляется аскетическое учение основателей кинизма Диогена и Антисфена, и в речи «Против киника Гераклия», где Ю. защищает мифологию от кинической критики как некое таинственное символическое учение, прикровенно указывающее на истину древних мистерий. К раннекинической философии Ю. относится с большой симпатией. На взгляд Ю., кинизм (ὁ κυνισμός) – это универсальная философия, в основе которой лежит дельфийский принцип «познай самого себя» (Or. 9 «Против невежественных киников», 5, 184c), и основоположниками ее являются даже не Диоген или Антисфен, а сам бог Аполлон Дельфийский; философия эта не требует никакого особенного метода обучения и прочтения множества книг, но предполагает усердие к добродетели и отказ от порока (8, 187с, d). Идеализированная оценка кинизма у Ю. и понимание им роли Сократа как истинного философа сходны с рассуждениями Эпиктета (ср. Epict. Diss. III 22), хотя речь о прямом заимствовании, по-видимому, не идет.
Школьный топос о дружбе разработан Ю. в речи «Утешение к самому себе по поводу отъезда Саллюстия» (написанной в 358, когда его друг платоник Саллюстий уехал по требованию Констанция из Галлии; ему же посвящена речь Ю. «К Царю-Гелиосу»). Сатирический диалог «Пир, или Сатурналии» и трактат «Ненавистник бороды» («Мисопогон») представляют Ю. как политического сатирика в духе Лукиана: в первом из сочинений он изображает римских цезарей (императоров) от Юлия Цезаря до Константина как порочных, жестоких и властолюбивых (за исключением стоика Марка Аврелия). В «Ненавистнике бороды» Ю. изображает самого себя, мнимо осуждая себя за аскетизм, скромность, небритую бороду и т. п., а граждан Антиохии, в большинстве бывших ко времени Ю. христианами, хвалит за распутство, безнравственность, изнеженный образ жизни.
Учение. По убеждению Ю., восходящему к известному платоническому тезису, правитель государства должен быть философом. Истинная философия – наследие трех корифеев: Платона, Пифагора и Ямвлиха (ср. Ep. 12: μετὰ Πυθαγόραν καὶ Πλάτωνα τρίτος ̕Ιάμβλιχος), однако для Ю. авторитетными мыслителями были также стоики Зенон и Хрисипп, но более них Аристотель и «Халдейские оракулы», что составляло характерную черту постямвлиховского платонизма. В речи к Фемистию он отмечает, что изучение важнейших философов показывает согласие всех учений друг с другом (184с–185а), лишь эпикурейцам и скептикам он не находит места в своей системе взглядов. Понимая вслед за Платоном философию как «уподоблению богу» (Plat. Theaet. 176b), Ю. толкует эту мысль с помощью дельфийской максимы «познай самого себя» (183а–184с) и находит подтверждение тезису о философии как стремлению к богу через самопознание в учениях Гераклита, пифагорейцев, Аристотеля и Теофраста. Для обозначения синтеза богословия и философии Ю. принимает термин «теософия» (θεοσοφία), который ранее встречается, по-видимому, только у Порфирия (Porph. De abst. IV 17, 7). Величайшей добродетелью философа-правителя и жреца Ю. считает благочестие (θεοσέβεια), а злом, соответственно, нечестие (δυσσέβεια), Ep. 114, 52. Философ на троне должен проявлять мягкость и гуманность (πρᾳότης, φιλανθρωπία – см. особ. Ep. 89b24–34), 115, 2.
Ю. предпринял попытку вернуться к традиционной государственной религии, упорядочив политеизм средствами платонической философии. В 362 он подтверждает эдикт о веротерпимости, чем восстанавливает права языческого культа в масштабах всей империи; издает ряд законов о восстановлении культа языческих богов, открытии храмов и жертвенников, при этом лишая духовенство и храмы христиан привилегий и субсидий, установленных прежними правителями. Идеологией империи должен был стать синтез митраизма и неоплатонизма; по аналогии с христианством Ю. предполагал создать в новой религии свою иерархию священства, в которой верховным жрецом должен был стать император. Провозглашая веротерпимость, Ю. имел в виду поддержку религий всех населяющих империю народов, – так, в послании к еврейской общине, подвергавшейся притеснениям со стороны Констанция, он обещает восстановить разрушенный Иерусалимский храм (89b195–200).
Критика христианства. Ю. в своих текстах называет христиан «галилеянами», для него они прежде всего безбожники, люди нечестивые (δυσσεβεῖς) и приверженные суеверию (δεισιδαιμονία), лишенные здравого рассудка (употребляются слова μωρία, глупость, и ἀπόνοια – безумие), эта лексика характерна и для предшественников Ю. в этой области (Цельс, Порфирий). В отличие от них Ю. как император мог свои убеждения воплощать в практические действия, но именно по этой причине он декларирует по отношению к христианам гуманность; в его письмах можно встретить свидетельства о первоначальном намерении избежать преследования христиан, желании преодолеть христианство путем «убеждения и дружеского увещевания» (Ep. 60), затем пробуя излечить заблуждающихся «как лечат безумцев, даже против их воли» (Ep. 61, ср. 83а).
Антихристианская полемика Ю. в соч. «Против галилеян» в 3-х кн. (традиционное название «Против христиан», Κατὰ χριστιάνων) известна по цитатам из ответного соч. «Против Юлиана» еп. Кирилла Александрийского, благодаря чему восстанавливается содержание первой из трех книг, посвященной критике Ветхого Завета как источника христианского вероучения. В частности, Ю. обсуждает сотворение мира в Книге Бытия и сопоставляет его с учением Платона; указывает на гнев, вспыльчивость и зависть ветхозаветного бога, несовместимые с понятием о высшем божестве; обсуждает сказание об Адаме и Еве, их изгнании из рая в связи с ролью Бога как их создателя и т. д. Для Ю., как и для большинства языческих критиков, христианство – безбожное учение; он подчеркивает, что христиане на самом деле обожествили смертного человека, но «ничто человеческое не может быть нетленным» (Ep. 89b198).
Как бы в ответ на христианскую критику языческого идолопоклонства, т. е. почитания культовых изображений богов, в «Письме жрецу Феодору» (Ep. 89a–89b) Ю. проводит следующее характерное для школы Ямвлиха различение: существуют боги невидимые (бестелесные), видимые (небесные тела) и образы богов – статуи (ἀγάλματα); статуи, алтари, поддержание неугасимого огня суть от предков установленные символы присутствия богов, и не их считают богами, но посредством них почитают богов, ведь люди существуют в телесном образе, потому и воздают богам посредством тел (89b137–149). Статуи – не боги, но и не просто камень и дерево; любящий бога радуется образу бога, как сын рад увидеть любимый образ отца, и благочестивый со страхом и трепетом стоит перед образом (εἰκών), понимая, что невидимые боги взирают на него (b165–175).
Практическим закреплением идеологической критики христианства стал эдикт от 17 июля 362 о запрещении христианам преподавать риторику и прочие образовательные дисциплины, разъясняя который Ю. указывал на необходимость единства «мысли и слова»: если христиане веруют в Иисуса Христа и Библию, зачем им преподавать эллинскую ученость, т. е. то, во что они не веруют, и зарабатывать таким образом деньги? По мнению Ю., в основе классической античной культуры лежит мифология и толковать тексты Гомера, Гесиода, Исократа, Демосфена и др. можно только если верить в одних с ними богов, принадлежать одной пайдейе, иначе такое занятие бессмысленно (ἄτοπον – Ep. 61с24–42).
Главные религиозно-философские произведения Ю. – речи-гимны «К Царю Солнцу» (Εἰς τὸν βασιλέα ῞Ηλιον πρὸς Σαλούστιον, Or. XI Bidez) и «К Матери Богов» (Εἰς τὴν μητέραν τῶν θεῶν, Or. VIII), в которых он славословит и воспевает демиургическую, космогоническую роль божества.
Гимн «К Царю Солнцу», посвященный неоплатонику Саллюстию, представляет собой образец школьного текста, искусно построенного на цитатах из Платона и Ямвлиха. Зачин речи исполнен ритмизованной прозой: «Сей божественный космос, прекраснейший космос, от высот небосвода до концов последних земли бога незыблемым промыслом вкупе хранимый, – он от вечных рожден нерожденно и останется в будущем вечен» и т. д., А. Ф. Лосев отмечает характерный для Ю. «гиперболизм в связи с гелиоцентрической романтикой» (с. 463), «солнечно-монотеистический энтузиазм». Во вступлении (130b–131d) Ю. говорит о необходимости рассмотрения Cолнца, его сущности, происхождения, сил и энергий, явных и сокровенных, о благе, которое оно приносит миру (132b). Следуя иерархической онтологии неоплатонизма (и прямо используя классический для формирования «метафизики света» текст Платона – Resp. VI, 508–509), Ю. изображает постепенное восхождение от дольнего к горнему вплоть до первопричины бытия, которая «по ту сторону сущности», и полагает во главе всего Солнце-Благо, вокруг него – богов умопостигаемых (νοητοί), затем – мыслящих (νοεροί), после которых следует мир одушевленный и чувственный. Т. обр., Ю. говорит о трех мирах и трех венчающих их солнцах, как и миры соподчиненных одно другому (великое Солнце = Единое, умное солнце = Зевс-демиург, и чувственное данное нам солнце). Говоря о силах и энергиях Солнца, он полагает его божественную «сущность»-οὐσία, «силу»-δύναμις и «энергию»-ἐνέργεια нераздельными, и описывает его как всемогущего бога: «чем захочет быть – то он и есть, и ожет, и осуществляет действительно» (ἔστικαὶδύναταικαὶἐνεργεῖ),так что, рассматривая явленные нам силы и энергии, мы тем самым рассматриваем божественную сущность (силы Солнца: привнесение тождества в умопостигающий мир, сила демиургическая, сила простоты мышления, постоянство сущности и тождественное действие), и связывает с верховным богом-Солнцем других античных богов (Афину, Афродиту, Аполлона, Диониса, Харит, Ор, Сераписа), показывая частный характер их демиургической деятельности в отличие от всеобщей демиургии единого начала, великого Солнца (148с– 150d). Далее он подробно разбирает действия Солнца в чувственно воспринимаемом мире (145d–157b). Солнце – посредник (μεσότης), связующее звено между миром умопостигаемым и чувственным. Молитвой к Солнцу Ю. заканчивает свою речь.
Учение Ю. о Солнце как начале и отце было развитием платоновских идей (Plat. Resp. VI 508a–509a), воспринятых через посредство философии Ямвлиха (о чем говорит сам Ю., 157d), определенное влияние было оказано и «Халдейскими оракулами»; ср. также ряд положений из философии 1–3 вв. н. э.: отождествление Гелиоса и Аполлона у стоика Корнута, Гелиос как эманация Аполлона у платоника Плутарха из Херонеи, отождествление Солнца, о котором говорят поэты, и Бога, о котором говорят философы, у Максима Тирского. Близкое к Ю. учение о Царе Солнце – у Макробия в «Сатурналиях» I, 17.
Гимн «К Матери богов» (фригийской Кибеле, римской Великой Матери) интересен неоплатоническим методом символического толкования «священного мифа», позволяющим усматривать в мифологических персонажах и сюжетах (Аттис, любовь Аттиса и Матери богов, оскопление Аттиса, Галлы и пр.) отражение иерархического устройства универсума. Тайный (символический) смысл древних мифов, по Ю., появился в результате стремления наших предков побудить людей последующих поколений искать причины явлений видимого космоса, которые были открыты им самими богами.
После изложения истории появления фригийского культа Матери богов в Греции и Риме (158с–159с), Ю. начинает с толкования Аттиса как порождающего и созидающего ума, «третьего демиурга» (161с–162а), разъясняя свой тезис с помощью экскурса в историю греческой мысли (162а–163а) и показывая роль умопостигаемого бытия в процессе возникновения материального природного мира (163а–164b). Далее дается толкование основных сюжетов мифа в духе платонического учения: Мать богов как начало умопостигаемого мира, Аттис как бог-Солнце и принцип умопостигаемого мира, сходящий в мир чувственный для дарования ему порядка и плодородия, – после чего следует разъяснение символики религиозного праздника, посвященного Матери богов и приходящегося на равноденствие (168с– 169d). Как и речь к Солнцу, речь к Матери богов завершается молитвой.
Воин, царь, философ, священник в одном лице, посредник между божественным и человеческим, – все это осталось если не воплощенным, но по мере возможности обдуманным идеалом поведения Ю. Задав себе вопрос «молчать или бороться?», Ю. сделал свой выбор, сочтя первое «глупым, рабским и богомерзким», а второе – «делом справедливым, смелым и свободным» (Ep. 14, 28–30). Основное влияние сочинения и деяния Ю. оказали на его современников, при этом часть из них были его непримиримыми противниками (ср. упоминания о Ю. в полемических контекстах у христианских богословов и церковных историков), и почти никакого – на следующее поколение платоников. Действительно, представленная у Ю. эмоционально-риторическая разработка иерархической онтологии платонизма в целом не была близка универсальной систематике времен Прокла и Дамаския.
Сочинения:
Juliani imperatoris quae supersunt. Rec. F. C. Hertlein. T. 1–2. Lipsiae, 1875–76;
The Works of the Emperor Julian. Vol. 1–3. Ed. W.C. Wright. Camb. (Mass.), 1913–1923, 1959–19623 (LCL);
L’empereur Julien. Oeuvres complètes. Texte ét. et trad. par J. Bidez, G. Rochefort, C. Lacombrade. T. I–II. P., 1924–1964.
Рус. пер.: Император Юлиан. Сочинения. Пер. Т. Г. Сидаша. СПб., 2007;
Юлиан. Письма. Пер. Д. Е. Фурмана под ред. А. Ч. Козаржевского, – ВДИ 1970, 1–3;
Юлиан. Речь к антиохийцам, или Мисопогон (враг бороды). Пер. А. Н. Кириллова. Нежин, 1913;
Юлиан. Кесари или императоры на торжественном обеде у царя Ромула, где и все боги. СПб., 1820.
Литература:
Общие работы:
Библиография:
М. А. СОЛОПОВА