Библиографическое описание:
Бородай Т.Ю. МАТЕРИЯ // Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс-Традиция, 2008. С. 475-481.


МАТЕРИЯ (ὕλη), понятие древнегреческой, затем всей европейской фило­софии; играет важную роль в онтологии, натурфилософии, теории позна­ния. Основные значения понятия материи:

  1. субстрат, «подлежащее», «то, из чего» (Аристотель) возникают и состоят вещи и Вселенная;
  2. бесконеч­но делимый континуум, пространство, «то, в чем» (Платон);
  3. принцип ин­дивидуации, т.е. условие множественности (Платон, Аристотель, Прокл);
  4. вещество, или тело, обладающее инертностью, т.е массой, и непрони­цаемостью, т.е. упругостью или твердостью (стоики).

Материя противо­поставляется духу, разуму, сознанию, форме, идее, благу, Богу, актуальному бытию (как чистая потенция), или, напротив, вторичным явлениям созна­ния как подлинное, объективное, первичное бытие, в зависимости от фило­софской системы.

Термин «материя» – латинская калька древнегреческого слова ὕλη (ко­торое первоначально означало «лес», древесину как строительный матери­ал; лат. materia – также первоначально «дубовая древесина, строевой лес»). В философию термин ὕλη впервые введен Аристотелем, латинский перевод «materia» – Цицероном.

Аристотель употребляет термин ὕλη-материя, излагая взгляды своих пред­шественников. По его утверждению, «первоначало всего», о котором учили большинство философов-досократиков, есть именно материя (вода у Фалеса, воздух у Анаксимена, беспредельное у Анаксимандра, огонь у Гераклита, четыре элемента у Эмпедокла, атомы у Демокрита): «Большинство первых философов считало началом всего одни лишь материальные начала, а имен­но то, из чего состоят все вещи, из чего как первого они возникают и во что как в последнее они, погибая, превращаются» («Метафизика» 983b5–9). С материей отождествляет он и «третье начало» Платона, «хору»-простран­ство. Эту традицию продолжает ученик Аристотеля Теофраст, а затем все древние доксографы и новые историки философии.

Учения первых греческих натурфилософов одно время объединяли под названием «гилозоизма», т. е. «живоматериализма», дабы подчеркнуть отли­чие их представления о первоматерии как живом и отчасти разумном начале от механистического материализма нового времени. Нередко такой гилозо­изм характеризовался как переходная ступень от мифа к логосу, от религи­озного мировосприятия к рациональной философии. В первоначалах досо­кратиков видели развитие космогонических мифов Передней Азии. Однако сами натурфилософы сознавали себя не продолжателями, а прямыми оп­понентами традиционной мифологии: критика общепринятых религиозных воззрений как бессмысленных и безнравственных составляет полемиче­ский пафос ранних досократиков. Главное их стремление – утвердить мир на единой незыблемой, вечной основе, и именно в качестве такого вечного, всеохватывающего начала выступает у них материя; более того, она – живая, движущая и организующая, всемогущая божественная сила. Она обеспечи­вает единство и стабильность космоса, неизменность и непреложность его законов – то, чего не могли обеспечить враждующие, преходящие и слабые божества традиционной мифологии. Фалесовская вода порождает и объем­лет все космические элементы; «беспредельное» Анаксимандра – божест­венно и непреходяще, обеспечивает неизменность и постоянство кругово­рота возникновений и уничтожений в мире; Анаксименовский воздух все проникает, животворит и движет. При этом материальному первоначалу приписывается правильное, закономерное движение (например, разреже­ние и сгущение у Анаксимена). У Гераклита первоматерия – огонь, вечный, живой и подвижный, он отождествляется с мировым законом, мерой, или разумом – Логосом, обеспечивающим единство противоположностей.

Эмпедокл, Анаксагор и Демокрит вводят понятие материи как одновре­менно единой и множественной: четыре элемента Эмпедокла, вселенская смесь частиц Анаксагора, атомы Демокрита.

Учение Платона о материи можно рассматривать как решение пробле­мы: как обосновать сосуществование множественного эмпирического мира и изначально единого, неизменного и умопостигаемого бытия. Если под­линное бытие – первообраз, а эмпирический мир – его подобие или отра­жение, то необходимо должно быть нечто, в чем отражается первообраз, что обусловливает отличие от него отражения, и тем самым существование числового множества, движения и изменения. Есть два вида, – рассуждает Платон в диалоге «Тимей», – с одной стороны, «то, что всегда есть и ни­когда не возникает, с другой – то, что всегда возникает, но никогда не су­ществует. Первое постигается умом и мышлением и всегда тождественно себе; второе – неразумным чувством и мнением, оно всегда рождается и по­гибает, но никогда не существует в действительности» (27d–28a). Однако необходимо допустить и «третий вид», непостижимый ни уму, ни чувст­вам, – нечто «темное и дремучее», о чем мы можем лишь догадываться путем «незаконного умозаключения». Этот третий вид – пространство, или материя – служит местом и средой, в которой возникают и гибнут эм­пирические вещи, их «матерью», «кормилицей» и «восприемницей», тем «воском», на котором запечатлеваются оттиски вечно сущего; эти оттиски и составляют наш эмпирический мир. Третий вид непреходящ, ибо не воз­никает и не погибает; но в то же время он и не существует, ибо совсем не­причастен бытию. Он не тождествен себе, ибо не обладает никакими свой­ствами, сущностью или смыслом, и потому же он – не изменчив, ибо в нем нечему изменяться. Если подлинное бытие проявляет себя в эмпирии в виде смысла и целесообразности, законов природы и космоса, обеспечивающих гармонию, порядок и сохранение, то «третий вид» проявляется как «необ­ходимость» – мировая энтропия. Т. обр., то, что зовется в Новое время «за­конами природы», распадается для Платона на две части: собственно зако­ны, проявление единого мирового разума, источника бытия, и проявления материи-«необходимости», источника тленности и несовершенства. Не об­ладая никакими качественными характеристиками, платоновская материя наделена одним потенциальным свойством: она способна к математическо­му структурированию. По описанию Платона, когда подлинное бытие от­ражается в материи, возникает множество треугольников, равносторонних и прямоугольных равнобедренных, которые затем упорядочиваются в пять видов правильных многогранников; каждый из пяти видов соответствует одному из первоэлементов: тетраэдр – огонь, октаэдр – воздух, икосаэдр – вода, куб – земля, а додекаэдр – элемент неба (впоследствии пятый элемент, quinta essentia, был назван «эфиром» и считался особо тонким живым ог­нем, из которого состоит небесная сфера и все небесные тела). Материя, в которой существуют эти геометрические фигуры и тела, называется у Платона «пространством» (χώρα, τόπος), но мыслится не как реальное пустое пространство, а скорее как математический континуум. Его главная характеристика – «беспредельность» (τὸ ἄπειρον), не в смысле бесконечной протяженности, а в смысле абсолютной неопределенности и бесконечной делимости. Такая материя выступает прежде всего как принцип множе­ственно сти, противостоящий единому бытию. Очевидное затруднение: как объяснить переход от чисто математических конструкций к телам, обла­дающим массой и упругостью, – по-видимому, не занимает Платона.

Аристотель разрабатывает свое понятие материи. Как ученик и после­дователь Платона, он принимает, что предметом истинного, научного зна­ния может быть лишь единое, неизменное бытие – идея, или форма (εἶδος, μορφή). Но относительно эмпирического мира он расходится с Платоном, не соглашаясь признать ни иллюзорности его существования, ни его непо­знаваемости. Одна из главных задач Аристотелевой метафизики – обос­новать реальность эмпирического мира и возможность науки физики, т. е. достоверного знания об изменчивых вещах. Такая постановка про­блемы не позволяет принять досократовское представление о материи как об определенном наборе первоэлементов, где возникновение и изменение мыслится как результат чисто количественных комбинаций этих элемен­тов. Подобное представление лишь отодвигает проблему: вопрос о проис­хождении самих первоэлементов остается открытым. Аристотель избира­ет другой путь – релятивирует платоновский принцип множественности, делает материю относительной. Платоновская материя выступает прямой противоположностью вечному бытию (идеям) как небытие; божественному принципу единства – как принцип множественности; идеям как источни­ку определенности – как «беспредельность» и бесконечность, идеальному Уму – как бессмысленная «необходимость». Для Аристотеля материя – тоже небытие, беспредельность, лишенная целесообразности необходи­мость, однако главная ее характеристика иная: материя – это то, что ничему не противоположно, материя – это всегда субъект, бескачественное под­лежащее (ὑποκείμενον) всех предикатов (форм).

Материя, по Аристотелю, всегда есть материя чего-нибудь, и понятие материи имеет смысл лишь для пары соотнесенных предметов. Способ познания материи – аналогия (про­порция). Как бронза является материей для статуи, так четыре первоэлемен­та (земля, вода, воздух, огонь) – материя для бронзы, а невоспринимаемая для чувств и разума первоматерия – материя для четырех элементов. В том же соотношении находятся, например, живое существо, или душа, и его материя – тело; физическое тело и его материя – четыре элемента и т.д. Это значит, что статуя по сравнению с бронзой, или живое существо по сравне­нию с неодушевленным телом, содержит некий дополнительный элемент – Аристотель называет его тем же словом, каким Платон называл свои веч­ные идеи – εἶδος, форма. Другая же составная часть всякого существа или вещи, та, что подлежит оформлению и структурированию, и есть ее мате­рия. Материя вовсе не должна существовать независимо от вещи и прежде нее, как в частном случае с бронзой и статуей; так, душа (т. е. одушевлен­ность, жизнь) и тело живого существа не существуют ни до, ни отдельно друг от друга. Аристотель уточняет свое понятие материи в трех, важней­ших аспектах: с точки зрения ее способности к изменению, бытия и позна­ваемости. Говоря об изменении, возникновении или становлении чего-ли­бо, необходимо, согласно Аристотелю, различать то, что становится, и то, чем оно становится. Первое и есть материя, второе – форма, или «состав­ное», т.е. то, что состоит из материи и формы (таковы, по Аристотелю, все сущие вещи и существа за исключением Бога – вечного двигателя, который есть чистая «форма форм» и материи непричастен). Первоматерия, служа­щая материей для всего сущего, сама не есть сущее. Материя – это небы­тие, τὸ μὴ ὄν. Однако поскольку материя – понятие относительное, то она – не просто небытие вообще, а небытие чего-то, той вещи, которая может возникнуть именно из этой материи при воздействии определенных причин (действующей, формальной и целевой). Следовательно, всякая материя – это определенная вещь (τόδε τι) в возможности (δυνάμει). Соответственно и первоматерия, лежащая в основе мироздания, – это не чистое небытие, а потенциальное бытие, τὸ δυνάμει ὄν. Первая материя существует толь­ко в составе данной Вселенной, а не сама по себе, следовательно, другой Вселенной, нежели наша, быть не может. С точки зрения познания мате­рия, как не обладающая ни одним из определений того предмета, для кото­рого она служит материей, есть нечто неопределенное (ἀόριστον, ἄμορφον). Поэтому материя сама по себе непознаваема ни теоретически, ни эмпири­чески. О ее существовании мы заключаем лишь путем аналогии.

Благодаря такому понятию материи Аристотель может объяснить все процессы воз­никновения, изменения и движения как процессы реализации заложенной в вещах предрасположенности к принятию той или иной формы, как актуа­лизацию потенций, или, что то же самое, как оформление и переоформле­ние материи. Аристотелевское понятие материи, т. обр., не обозначает оп­ределенный предмет, например, первовещество, а является импликацией научной программы: при исследовании всякой эмпирически данной вещи или класса вещей и явлений ставится вопрос, что именно должно рассмат­риваться как материя этой вещи и какими именно действующими и фор­мально-целевыми причинами обусловлена актуализация этой материи. В рамках такой программы возможно построение рационального научного естествознания, и это естествознание должно носить квалитативный ха­рактер. Научной программой служило и платоновское понятие материи как пространства, принципа множественности и математического континуума: там исследование всякой эмпирической вещи означало выявление ее ма­тематической структуры, носителем которой выступала платоновская ма­терия. Соответственно, естествознание, разработанное на основе платонов­ской программы, должно было носить математический характер – именно поэтому современные физики рассматривают Платона как своего предтечу.

После Аристотеля в эпоху эллинизма понятие материи разрабатывает­ся в школах стоиков и неоплатоников. Стоики сводят все сущее к мате­рии, неоплатоники, наоборот, к идее-форме, что позволяет теоретически дедуцировать мироздание из одного источника. Для стоика бытие – едино; все, что существует, составляет Вселенную (τὸ πᾶν, universum), космос, который поэтому тоже един и единствен. Главный признак бытия – спо­собность действовать и испытывать воздействие. Такой способностью об­ладают только тела. Следовательно, существуют только тела. Телом стои­ки считают не всякую вещь, воспринимаемую чувствами (как Платон), но лишь предметы, обладающие упругостью (твердостью, непроницаемо­стью) и ὄγκος – трехмерным объемом и тяжестью. Бог, душа и качества предметов, по стоическому учению, тоже телесны. Напротив, простран­ство, время, пустота, значения слов и понятий – не тела; они представля­ют собой «нечто» (τι), но не существуют в действительности. Раз пусто­ты нет, то Вселенная есть физический континуум; следовательно, всякое тело может до бесконечности делиться на тела. Материя, согласно стоиче­ским воззрениям, телесна, едина, непрерывна и представляет собой един­ственное сущее. Такая теоретическая система стройна и последователь­на, но мало пригодна для объяснения эмпирической действительности. Она нуждается в уточнении – и стоицизм, слегка видоизменив, включает в свою систему платоновско-аристотелевское учение о взаимодействии ма­терии и формы. Поскольку существовать – значит действовать и претерпе­вать воздействие, постольку внутри сущего – материи – можно различить две части, или два начала (ἀρχαί): действующее и страдающее. Пассивная часть материи, способная главным образом к страданию, выступает в ка­честве подлежащего (ὑποκείμενον) и есть материя в узком смысле слова. Она представляет собой бескачественное тело (ἄποιον σῶμα), или беска­чественную сущность (ἄποιον οὐσία), она инертна (бессильна, ἀδύναμος) и неподвижна, но вечна – не возникла и не подлежит разрушению, сохра­няя неизменным свое количество. В ней и на нее действует активная часть материи – Логос, которого стоики зовут еще «Богом, Умом, Провидением и Зевсом» (D. L. VII 134). Эта воплощенная Сила, божественный Разум представляет собой теплое газообразное тело, состоящее из смеси тон­чайших частиц теплого воздуха и огня, и называется «дыханием» – пневма (греч. πνεῦμα0 лат. spiritus). Механизм взаимодействия пневмы и инертной первоматерии стоики объясняют с помощью учения о «всецелом смеше­нии» (δι̕ ὅλου κρᾶσις). При смешении различных компонентов вселенско­го континуума могут возникать абсолютно гомогенные смеси: при отде­лении сколь угодно малой части этой смеси в ней будут наличествовать все компоненты.

Пневма – самый тонкий из элементов, смешана повсюду с частицами косной пассивной материи. Функции пневмы у стоиков те же, что функции формы-идеи у Платона и Аристотеля: она сообщает пассив­ной части материи порядок и структуру, обеспечивает цельность и един­ство космоса и каждой вещи в нем. Она же является источником измене­ния и движения. Однако взаимодействие упорядочивающего и пассивного начал объясняется у стоиков чисто физически: будучи силой, пневма соз­дает напряжение (τόνος) между материальными частицами, своего рода динамическое притяжение. Именно к стоическому учению о пневме, ве­роятно, восходят позднейшие понятия эфира и физической силы в есте­ствознании.

Отличное от стоического учение о материи разрабатывается в неоплатонизме. Согласно общей для всех неоплатоников иерархической схе­ме, первоначалом всего является Единое, которое выше всякого бытия – «по ту сторону» сущего (τὸ ἐπέκεινα, «потустороннее», лат. transcendentia). Единое – источник бытия, составляющего следующую ступень в неоплато­нической иерархии (для него приняты различные названия: бытие, истин­но сущее, Ум, умопостигаемый космос, идеи). Ниже бытия располагается Душа, «неделимая и разделенная в телах», двойственное существо, прича­стное бытию, разуму, вечности и неизменности в силу своей неделимости, причастное небытию, бессмысленности и движению в силу разделенности в телах (индивидуации). Следующая ступень вниз по онтологической ле­стнице – тело, телесность вообще – τὸ σωματοειδές, тленное, изменчивое, косное, неразумное, существующее лишь в излучении души и формы-идеи низшего порядка. Дальше вниз ничего нет. Это и есть материя неоплато­ников – тот низ, «дно» онтологической иерархии, где ничего нет, небытие (τὸ μὴ ὄν). Характеристики материи: беспредельная, бесконечная, беска­чественная, не существующая, инертная, бессильная, вязкая, противопо­ложность благу, источник и сущность зла. Будучи тоже в своем роде по ту сторону всего сущего, материя представляет собой, согласно Плотину, пря­мую противоположность не бытию и идее, а самому Единому-Благу.

Другие неоплатоники не принимали такую концепцию двух транс­цендентных полюсов и отрицали за материей самостоятельность и злобу. Помимо этой низшей материи-«дна» Плотин, а вслед за ним Порфирий и Прокл учили об «умопостигаемой материи», той, которая служит сре­дой для умопостигаемых сущностей – первого и высшего множества. Это то самое понятие математического континуума, о котором говорил Платон, но более разработанное и детализованное. Помимо умопостигаемой мате­рии, служащей субстратом для идей и арифметических чисел, Прокл вво­дит понятие материи воображения (φαντασία), субстрата геометрических фигур. Общее свойство всех видов материи – материи идей, чисел, вооб­ражаемых фигур и чувственных тел – беспредельность, т. е. неопределен­ность, иррациональность и делимость до бесконечности.

У христианских мыслителей поздней Античности и раннего Сред­невековья учение о материи сводится к доказательству того, что материи нет, ибо Бог сотворил мир из ничего. Ни платоновский дуализм, ни ари­стотелевский имманентизм для них неприемлемы. На этом настаивают Ориген, Евсевий и все каппадокийцы. Менее крупные мыслители, пишу­щие на натурфилософские темы по языческим источникам (Калкидий, Исидор, Беда, Гонорий и др.), оговариваются, что первая материя, materia, то, из чего или в чем творил Создатель Вселенной, действительно есть ложная языческая выдумка, но материя как беспорядочное смешение всех элементарных частиц на заре мировой истории могла существовать в ре­зультате первого акта творения, именно о ней говорит Платон в «Тимее» (первичное смешение треугольников до начала деятельности Демиурга­Творца), и ее называют silva – второй вариант перевода греч. ὕλη на ла­тынь. Учение о вторичной материи-сильве сохранялось до 13 в. и далее, соединившись позднее с атомистическими представлениями. Что касает­ся собственно материи, materia prima, то на протяжении всего средневеко­вья в арабском мире, а начиная с 13 в. и на европейском Западе разрабаты­вается аристотелевское учение.

Литература:

  • Rivaud A. Le problème du «devenir» et la notion de la matière dans la philosophie grecque depuis les origines jusque à Théophraste. Paris 1906;
  • Baeumker C. Das Problem der Materie in der griechischen Philosophie. Eine historisch-kritische Untersuchung. Münst., 1890;
  • McMullin E. (ed.). The Concept of Matter in Greek and Medieval Philosophy. Indiana, 1963;
  • Happ H. Hyle: Studien zum aristotelischen Materie-Begriff. Berlin, 1971;
  • Hager F.-P. Die Materie und das Böse im antiken Platonismus, – C. Zintzen (Hrsg.), Die Philosophie des Neuplatonismus. Darmst., 1977, S. 427–474;
  • Cohen S. Aristotle’s Doctrine of Material Substrate, – PhR 93, 1984, p. 171–194;
  • Sorabji R. Matter, Space and Motion: Theories in Antiquity and Their Sequel. London, 1988;
  • O’Brien D. Plotinus and the Origin of Matter. Nap., 1991;
  • De Haas Frans A.J. John Philoponus’ New Defi nition of Prime Matter. Leiden, 1997;
  • Opsomer J. Proclus vs Plotinus on Matter (De mal. subst. 30–7), – Phronesis XLVI, 2, 2001, p. 154–188;
  • Шичалин Ю.А. «Третий вид» у Платона и материя-зеркало у Плотина, – Вестник древней истории, 1978, 1, с. 148–161;
  • Бородай Т.Ю. Понятие материи в «Тимее» Платона и способы его выражения, – Актуальные пробле­мы классической филологии. Вып. 1. М., 1982, с. 53–64;
  • Бородай Т.Ю. Идея материи и ан­тичный дуализм, – Три подхода к изучению культуры. Под ред. В.В. Иванова. М., 1997, с. 75–92.

Т. Ю. БОРОДАЙ