|
|
|
АЛЕКСАНДР АФРОДИСИЙСКИЙ (’Αλέξανδρος ὁ ’Αφροδισιεύς) (кон. 2 – нач. 3 в. н. э.), комментатор Аристотеля, глава Перипатетической школы в Афинах ок. 198–209. А. – первый в ряду античных комментаторов, наследие которого сохранилось в достаточно представительной своей части, и последний, кто толковал Аристотеля «с помощью Аристотеля» (Moraux 1942, p. 16), без привлечения неоплатонического словаря. А. стал завершителем комментаторской традиции Перипата, положенной Андроником Родосским. Позднеантичные авторы, признавая авторитет А., часто ссылались на него просто как на «комментатора», без упоминания имени, подобно тому как Аристотеля называли просто «философом».
Жизнь. Несмотря на популярность сочинений А., биографические сведения о нем крайне скудны и остаются на уровне гипотез. Был родом из г. Афродисия в Карии (Мал. Азия). Датировка жизни определяется с учетом факта обращения к римским императорам-соправителям Септимию Северу и Антонину Каракалле (De fat. 164, 3 Bruns); А. в характерном для официальных посланий витиеватом стиле благодарит за оказанные милости и приглашает услышать о предмете, достойном их высочайшего внимания. Поскольку с 209 к двум императорам присоединился третий соправитель, Гета, то 209, определяющий датировку «О судьбе», задает и временные границы схолархата А. в целом. Признается наиболее вероятным, что А. преподавал в Афинах, где в 176 благодаря финансовой поддержке имп. Марка Аврелия были учреждены четыре государственные философские кафедры, в т. ч. перипатетическая. Подтверждение этой гипотезы обычно находят в том, что А. называет себя «преподавателем» (διδάσκαλος – De fat. 164, 15) и однажды упоминает о статуе Аристотеля в Афинах (In Met. 415, 29–31).
Учителями А. были перипатетики Гермин и Сосиген (Alex. In Meteor. 143, 13; Simpl. In De Cael. 430, 32). Одним из его наставников считается также Аристотель из Митилены на основании De an. mantissa 110, 4: «я воспринял учение об “уме извне” (νοῦς θύραθεν) от Аристотеля и сохранил его» (о полемике сторонников мнения о том, что здесь имеется в виду Аристотель Стагирит, и тех, кто склоняется в пользу Аристотеля из Митилены, см.: Schroeder, Todd 1990, p. 22–31).
Сочинения. Корпус текстов А. был наиболее представительным по объему и проблематике собранием в истории школьного аристотелизма. Составляющие его произведения можно разделить на две большие группы: комментарии (ὑπομνήματα) и трактаты (συγγράμματα). Сохранилась лишь относительно небольшая часть сочинений А., о многих его текстах известно только по арабским переводам и пересказам.
В серии Commentaria in Aristotelem Graeca изданы сохранившиеся комментарии А. на «Метафизику» (подлинны комм. на кн. I–V; кн. VI–XIV, как принято полагать после Прехтера, принадлежат византийскому комментатору 14 в. Михаилу Эфесскому; Л. Таран высказал мнение о принадлежности этих книг школе неоплатоника Сириана), «Первую Аналитику» (кн. I), «Топику», «О чувственном восприятии», «Метеорологию»; комментарий на «Об опровержении софистов» неаутентичен. Из утраченных комментариев по цитатам наиболее известны: на «Физику» и «О небе» (у Симпликия), а также на «О возникновении и уничтожении» и «О душе» (у Иоанна Филопона), имеются также свидетельства о существовании его комментариев на «Категории», «Об истолковании», «Вторую Аналитику», «О памяти». По-видимому, у А. не было полноценного комментария к «Никомаховой этике», толкования к отдельным местам из нее сохранились в приписываемых А. «Этических вопросах». Некоторые разделы философии Аристотеля (политику, риторику, поэтику, биологию) А., судя по имеющимся свидетельствам, оставил без внимания.
Полностью сохранились и изданы в Supplementum Aristotelicum трактаты «О судьбе», «О смешении и росте», «О душе» в 2-х кн. (аутентична только 1-я кн.). Сборники отдельных рассуждений «Физические вопросы и решения» в 3-х кн. и «Этические вопросы», вероятно, собраны по материалам рукописей и лекций учениками А. Благодаря арабским источникам известно о ряде утраченных трактатов А., в т. ч. «О началах», «О промысле», «Об отличительных признаках», «Против Галенова опровержения учения Аристотеля о том, что все движущееся приводится в движение двигателем», «Против эпикурейца Зенобия», «О разногласиях между Аристотелем и его учениками» и др. О некоторых утраченных текстах А. нельзя определенно сказать, соответствует ли название целой книге или фрагменту произведения: «О времени», «О первой причине и движении космоса», «Опровержение мнения Ксенократа о том, что вид первичнее рода», «Опровержение Галенова понимания возможного» и др.
УЧЕНИЕ. Александр-комментатор. А. расценивает комментаторскую деятельность как отличительную черту современного ему философствования по сравнению с временами классики. В комм. на «Топику» он пишет, что во времена Аристотеля и Теофраста была более распространена диа- лектика как способ обсуждения философских вопросов, и тогда занятия (συνουσίαι) проводились «не по книгам, как сейчас (тогда еще и не было таких книг)» (In Top. 27, 13–14).
Комментарии А. относятся к типу построчных: комментатор цитирует отдельные короткие фрагменты (леммы) источника и пишет к каждому фрагменту свое разъяснение. Так строка за строкой разбирается все произведение, соответственно, объем комментария во много раз превосходит объем оригинала. Подробных введений, характерных для структуры поздних неоплатонических комментариев, у А. еще нет, однако и он начинает свой комментарий с обсуждения названия работы, ее цели и природы обсуждаемого предмета. Для выполнения основной экзегетической задачи А. зачастую привлекает другие тексты Аристотеля, исходя из представления об аристотелевском учении как едином целом, а также ссылается на мнения предшествующих исследователей и комментаторов. В случае необходимости А. прибегает к подробному пересказу фрагмента. Иногда А. подробно комментирует только отдельные пассажи, пропуская другие или делая короткие ремарки. Комментарий к 1-й книге «Метафизики» более чем наполовину посвящен разъяснению всего двух глав (Met. I 6; 9), в которых разбирается теория идей-чисел Платона.
Очевидно, аудитория А. была достаточно подготовлена к работе с аристотелевскими текстами, слушатели имели под рукой собственный экземпляр комментируемого произведения, а само комментирование представляло собой совместное чтение и исследование. Как часть собственно комментаторской работы А. рассматривает филологическую критику текста, основанную на изучении разных рукописей. Так, обсуждая рукописные разночтения «единое» и «единое и материя» в комм. к Met. I, 988a7–10, он отмечает: «Первое из чтений лучше; оно разъясняет, что идеи – причина сущности для прочих вещей, а для идей таково Единое. По сведениям Аспасия, это чтение более раннее, а исправлено оно было позднее Евдором и Евармостом» (In Met. 59, 4–8).
В комментариях А. часто встречаются экскурсы с изложением мнений других школ, упоминаемых у Аристотеля, – тогда А. подробнее излагает эти мнения, иногда добавляя от себя сведения из новой философии (в основном стоической). Благодаря таким экскурсам сохранились сведения о ныне утраченных текстах – так, в ценнейшем комментарии А. на «Метафизику» (Met. I, 9) содержится уникальная информация об академических сочинениях Аристотеля «Об идеях» и «О философии». Комментарий на «Первую Аналитику» – основной источник сведений о некоторых расхождениях между Аристотелем и его ближайшими учениками Теофрастом и Евдемом (в т. ч. о модальности заключения при т. н. «смешанных» посылках силлогизма). Из цитат у Симпликия известно, что в своем комментарии к «О небе» А. обстоятельно опровергал аргументы Ксенарха Селевкийского против аристотелевского учения об эфире.
А. по возможности избегает высказывать мнение, не согласующееся с аристотелевским, но иногда все же отступает от этого правила. Так, вопреки мнению Аристотеля о том, что Платону известны лишь две из четырех описанных Аристотелем причин, формальная и материальная, А. приводит примеры действующей и целевой причин в текстах Платона (In Met. 59, 28–60, 2).
Как отдельный тип учебного школьного текста, сочетающего черты и комментария, и трактата, можно рассматривать сборники «Вопросов и решений» (ἀπορίαι καὶ λύσεις, лат. Quaestiones), где собственная точка зрения А. находит более развернутое выражение, чем в комментариях. В Quaestiones собраны короткие рассуждения и записи школьных занятий, отредактированные, вероятно, уже в позднейший период. Имеются три книги естественнонаучных вопросов и одна книга этических. Некоторые из фрагментов представляют формулировку вопроса и ответ на него (напр.: Как можно систематически изложить, следуя Аристотелю, вопрос о первой причине? Почему рост происходит сообразно форме, а не форме и материи? Почему вода является водой благодаря холодному, а не влажному, ведь превращение из холодной в горячую ее не уничтожает, а из влажной в твердую уничтожает? и т. д.), другие содержат краткие комментарии к тому или иному фрагменту из разных аристотелевских сочинений (в основном из «Физики» и «О душе», но также «Метеорологии»), третьи отражают школьные дискуссии эллинистической поры (О том, что Эпикур учит о цветах иначе, чем другие школы, как свидетельствует академик Цензорин; О том, что, по Аристотелю, промысел существует не привходящим образом и т. д.). Вопрос о промысле (πρόνοια) – образец перипатетической разработки популярной в эллинистической философии темы в форме диалога: поскольку божеству не подобает заботиться о каждом по отдельности, промысел в подлунном мире реализуется посредством небесных тел, прежде всего солнца, ибо оно управляет сменой сезонов и сохраняет непрерывность возникновения и уничтожения и вечного воспроизведения видов на земле (Quaest. II, 21).
«Этические вопросы» – собрание фрагментов с обсуждением Арис тотелевой этики, записанных без видимой системы. Рассматриваются вопросы о благе, удовольствиях, добродетели и пороке, о промежуточном состоянии между справедливостью и несправедливостью и т. д. В сборник включены также небольшие комментарии к избранным местам из «Никомаховой этики», в основном из третьей книги (о добровольных и «зависящих от нас» действиях).
Александр-полемист. Представляя в своих сочинениях аристотелевскую точку зрения, А. затрагивает вопросы, которые либо не обсуждались Аристотелем, либо были затронуты им в незначительной степени. Основные оппоненты А. в трактатах – стоики, платоники и эпикурейцы, отдельное внимание А. уделяет полемике с Галеном. В трактате «О судьбе» А. выступает в защиту свободы воли против стоического фатализма, в «О смешении и росте» критикует учение стоиков о всецелом смешении. В ходе полемики А. приводит богатую доксографию периода древней Стои, но как доксограф он не вполне надежен из-за адаптации стоической терминологии к перипатетической. Напр., в «О смешении» основная дискуссия сконцентрирована вокруг приписанного стоикам тезиса «тело проходит сквозь тело»; между тем эта формулировка выработана предшествующей перипатетической доксографией и не имеет к стоикам прямого отношения. Несмотря на заявление о том, что всеобщее смешение (κρᾶσις δι̕ ὅλου) есть основа для понимания стоических учений о судьбе, промысле, симпатии, душе и т. д., А. нигде не принимает в расчет эту связь, критикуя все части учения по отдельности.
В трактате «О судьбе» (Περὶ εἱμαρμένης, лат. De fato) А. подробно изложил школьную перипатетическую позицию о соотношении судьбы, предопределения и свободы выбора. В структуре трактата можно выделить две неравные по объему части, догматическую и критическую: после вводной главы А. в последующих пяти (De fat. 2–6) излагает перипатетическое понимание судьбы, затем на протяжении остальных тридцати двух (7–38) полемизирует с детерминистической трактовкой судьбы, наиболее влиятельными сторонниками которой были стоики. Основной полемический раздел включает опровержение детерминизма через указание на его абсурдные последствия (7–21) и оспаривание аргументации в его поддержку (22–38).
Сам А. исходит из понимания судьбы как природы, т. е. организующей подлунный мир силы, действующей закономерно, но не необходимо, оставляя место случайности; судьба и природа, согласно А., – это одно и то же, будучи «различны только по имени» (De fat. 6, 169, 18–19; 23 Bruns). Выступая с критикой детерминизма, А. исходит из доводов здравого смысла и «общих всем» понятий, опровергая детерминизм в т. ч. фактами случайных событий. Поиск причинности, которая вывела бы индивидуума из сферы предопределения, приводит А. к утверждению о том, что наши поступки не предопределены, но небеспричинны, ибо мы сами и есть их причина (De fat. 15). А. настаивает, что в рамках детерминизма невозможно сохранить ценность человеческого выбора и свободного решения, практического знания, морального поведения. Выбор между судьбой и разумом А. понимает как ценностный выбор, определяющий смысл жизни: без «того, что в нашей власти», без свободного решения человеку нет смысла жить, ибо он перестает быть началом (191, 2); по его мнению, лучше поверить в то, что наши поступки не предопределены, даже если они предопределены, а не наоборот: напрасно верить в то, что они предопределены. В заключительной главе трактата А. затрагивает теологические вопросы, связанные с возможностью предвидения (πρόγνωσις) и мантического искусства.
Трактат «О душе» состоит из 2-х книг, первая из которых близко следует ныне утраченному комментарию А. на «О душе» Аристотеля, по существу являясь парафразой Arist. De an. II. Изложение начинается с «физического» введения, где А. излагает основы учения о природных телах, касается их отличия от искусственных, говорит о четырех первичных качествах и простых телах, из которых составлены сложные. Введение, разъясняя основополагающее различение формы и материи, предоставляет материал для понимания аристотелевского определения души как неотделимой от тела формы, энте- лехии. А. исследует вопрос, одной или несколькими способностями обладает душа, и затем последовательно обсуждает ее функции: растительную, чувствующую и разумную, уделяя преимущественное внимание первым двум. Большая часть 1-й книги (De an. 32, 4–80, 15) посвящена способностям (и соответствующим им действиям) души «неразумной», ψυχὴ ἄλογος: трем способностям растительной души (растительной, питающей и породительной) и трем чувственно воспринимающей (чувствующей, представляющей и стремящейся). В заключение обсуждается тема о душе и движении; исходя из того, что «всякая энтелехия неподвижна» (78, 25), А. вслед за Аристотелем говорит о стремлении и влечении как движущих силах души.
Учение об уме. В последней части 1-й книги «О душе» (80, 16 sq.) А. предлагает развернутую реконструкцию аристотелевского учения о душе разумной, широко используя все встречающиеся у Аристотеля в разных сочинениях термины для обозначения ума. Отличающая душу способность суждения (κριτικὴ δύναμις) двояка: способность к составлению мнений (δοξαστική) и к научному исследованию (ἐπιστημονική), или же, соответственно, ум практический и теоретический (81, 8–12). А. использует в качестве синонимов для двух названных умов термины «ум потенциальный» (δυνάμει νοῦς) и «ум актуальный» (κατ̕ ἐνέργειαν νοῦς). Первый врожден и, в свою очередь, двояк: «ум материальный», или «природный», и «ум, возникающий через обучение и привычку», или «приобретенный». Материальный ум по отношению к эйдосам сравним даже не с чистой табличкой (об этом см.: Arist. De an. III, 429b31сл.), а с «отсутствием письмен на табличке» (Alex. De an. 84, 24). Материальный ум = «ум в нас» (ἐν ἡμῖν) = «ум потенциальный» (καθ̕ ἕξιν), этому несовершенному уму онтологической парой выступает ум актуальный, деятельный (ποιητικός), пришедший извне (θύραθεν); он есть «мыслящий эйдос» (τὸ εἶδος τὸ νοούμενον, 86, 14–16), ибо «актуальный предмет мышления тождествен актуальному уму, если только тождественны мыслимое и мыслящее» (88, 1–2).
Вторая книга трактата носит название «дополнительной» (Mantissa), собранные в ней фрагменты (посвященные учению о душе, об элементах, о качествах, о зрении, вопросам учения о добродетели, о том, что в нашей власти, о случайности, о судьбе) изначально не составляли единого целого. Из текстов, собранных в Mantissa, особенное значение и популярность получил т. н. трактат «Об уме» (Περὶ νοῦ, De an. mantissa, p. 106–113 Bruns), где содержится троякая трактовка ума и дается толкование понятия деятельного ума из Arist. De an. III 5. Текст «Об уме» может быть разделен на три части: 1) 106, 19–110, 3: учение об уме излагается от первого лица; 2) 110, 4–112, 5: учение Аристотеля из Митилены, 3) 112, 5–113, 12: апория о νοῦς θύραθεν (перемещается ли в пространстве, будучи бестелесным) и ее решение.
А. различает (следуя Arist. De an. II, 417a22–30): 1) ум материальный, или потенциальный (νοῦς ὑλικός, δυνάμει νοῦς), врожденный всем еще до того, как формируется мышление; 2) ум, способный мыслить (νοῦς ἐν ἕξει), или нами приобретенный (ἐπίκτητος) по мере взросления и укрепления способности к самостоятельному мышлению; 3) ум деятельный (ποιητικός), или актуальный (ἐνεργείᾳ), или «приходящий извне (θύραθεν)» (термин из Arist. De gen. anim. II, 736b28), благодаря которому ум материальный становится способным мыслить, а способный – мыслит в действительности: «Подобно тому как свет становится причиной того, что цвета из видимых в возможности становятся видными в действительности, точно так же этот третий ум делает ум потенциальный и материальный умом в действительности, придавая ему способность мыслить (ἕξιν τὴν νοητικήν) (107, 31–34). В Mantissa «третий ум» рассматривается как составная часть человека, в то время как в 1-й книге (De an. 80–92) актуальный ум отграничен от первых двух, связанных с человеческим мышлением.
Влияние. А. способствовал утверждению Аристотеля как активного участника философских дискуссий поздней Античности. Дальнейшая судьба сочинений А. связана в первую очередь с традицией комментирования Аристотеля в неоплатонизме и на арабском Востоке. Внимание к А. в неоплатонизме во многом обусловлено интересом к А. со стороны Плотина (А. как источник Плотина – тема специального интереса исследователей; исходное свидетельство для установления объема и характера влияния – Порфирий, «Жизнь Плотина», гл. 14, где говорится о том, что Плотин обращался к комментариям Александра Афродисийского в ходе своих занятий).
Благодаря переводам на арабский А. оказался самым значимым посредником между Аристотелем и его арабскими экзегетами (особ. Аверроэсом); наиболее популярен был текст De intellectu, составлявший фон для главных дискуссий в рамках средневековой ноэтики. В эпоху Возрождения интерес к А. был велик у представителей Падуанской школы; долгую историю имел спор между «александристами» (Помпонацци, Дзабарелла) и «аверроистами» соответственно отрицавшими и признававшими бессмертие человеческой души.
См. также Аристотеля комментаторы и Аристотелизм.
Сочинения
Комментарии
см. в cобрании Commentaria in Aristotelem Graeca (CAG), переводы на англ. – в серии Ancient Commentators on Aristotle (ACA). Ed. R. Sorabji:
Трактаты
Переводы:
Литература
М. А. СОЛОПОВА