ПИФАГОРЕИЗМ, одно из влиятельных течений античной мысли, сущест­вовавшее с 6 в. до н.э. до конца Античности. Более чем тысячелетнее раз­витие пифагореизма и разнообразие форм, в которых он проявлялся (фило­софия, точные науки, арифмология, естествознание и медицина, политика, образ жизни, религиозное учение и практика), привели к тому, что в разное (а иногда в одно и то же) время пифагорейцами считались люди, между ко­торыми трудно найти нечто общее.

История пифагореизма делится на четыре основных периода.

1) Древний пифагореизм, совпадающий с историей собственно Пифагорейской школы. Его зарождение связано с приездом Пифагора в Кротон ок. 532 до н.э. и ос­нованием политического сообщества (гетерии), ставшего ядром будущей философской и научной школы. В истории Пифагорейской школы выделя­ют ранний этап – от основания сообщества до акме Филолая (ок. 530–430), и поздний – от Филолая до исчезновения школы (ок. 430–350).

2) Как сово­купность всего, что выражало себя в Античности через имя Пифагора, пи­фагореизм продолжал существовать и после исчезновения школы, обретая с течением времени все новые формы. Одна из его филиаций – «пифагорей­ствующие» философы, напр., Диодор из Аспенда (ок. 350–320 до н.э.), кото­рые не имели ничего общего с политикой, философией и наукой пифагорей­цев, а всего лишь следовали ставшему популярным аскетическому образу жизни. Их отражением в средней комедии стали т. наз. пифагористы, которые во 2-й пол. 4 в. до н.э. часто появлялись на афинской сцене в качестве нищих проповедников метемпсихоза и вегетарианства (DK58 E). Более влиятель­ным направлением был т. наз. академический пифагореизм. Он связан с име­нами Спевсиппа и Гераклида Понтийского (в меньшей мере – Ксенократа), которые в своих трудах о Пифагоре и пифагорейцах переформулирова­ли отдельные положения древнего пифагореизма в духе платонизма. Уже Аристотель, как правило, критиковавший это учение, не всегда мог отделить его от платонизма. Именно это учение, в его различных вариантах, и счита­лось пифагорейским в учебниках по философии эллинистической и римской эпох.

3) К эллинистическому пифагореизму относят также доктрины, изло­женные в многочисленных псевдопифагорейских трактатах (см. пифагорей­ские псевдоэпиграфы), которые приписывались Пифагору, его жене, сыновь­ям, его реальным и вымышленным последователям (в основном Архиту). Эта литература, соединявшая популярную философию того времени с пифа­гореизирующим платонизмом и аристотелизмом, создавалась в разных цен­трах эллинистического мира и Римской империи, и не связана с бытованием пифагореизма как особого философского направления, имевшего реальных носителей.

4) Такое направление возникает в 1 в. до н.э. в виде неопифагореизма, наиболее известными представителями которого были Аполлоний Тианский, Модерат из Гадиры, Никомах из Герасы и др. Неопифагорейцы считали себя преемниками древних, но их основными источниками, кроме псевдоэпиграфов, были академический пифагореизм, платонизм (позже – не­оплатонизм), замешанные на увлечении магией, мистериями, числовым сим­волизмом и математикой. Одной из ключевых и вместе с тем одной из по­следних фигур неопифагореизма был Ямвлих. «Жизнь Пифагора» Порфирия и «О пифагорейской жизни» Ямвлиха вместе с популярными введениями в математику Никомаха стали каноническими текстами, определявшими вплоть до 20 в. образ Пифагора и основанной им школы.

Пифагорейская школа. Несмотря на бегство Пифагора в Метапонт, кро­тонская гетерия сумела оправиться от удара, нанесенного заговором Килона и сохранила контроль над ходом политических событий еще на 50 лет. Именно в 1-й пол. 5 в. Кротон достигает пика своего влияния, под которое попадают многие южно-италийские полисы: Каулония, Сибарис, Пандосия, Темеса и др. Кротонские победители на Олимпийских играх вошли в по­словицы. Пифагорейские сообщества были и в независимых от Кротона Метапонте, Таренте, Локрах и Регие, везде действуя как активные сторон­ники аристократии. Когда экономическое развитие Великой Греции подго­товило почву для прихода к власти демократии, первый и, пожалуй, самый сильный удар испытали на себе пифагорейцы. Незадолго до 450 до н.э. места их собраний были подожжены, при этом, по словам Полибия, погиб­ли «первые мужи» во многих городах. Некоторые пифагорейцы смогли бе­жать в Грецию, где возникают новые центры пифагореизма. В Фивах посе­лились Филолай и Лисид, впоследствии учитель знаменитого Эпаминонда; учениками Филолая были Симмий и Кебет из Фив, а также Эхекрат, Диокл и Полимнаст из Флиунта. Однако значительная часть пифагорейцев оста­лась в Италии, в частности в Кротоне, Регие, Таренте, продолжая занимать­ся политикой уже в условиях умеренной демократии. Конец их влиянию по­ложила экспансия сиракузского тирана Дионисия I в Италию. Большинство городов попадает под его контроль и после 388 Тарент остается последним центром пифагореизма в Италии, во главе которого в 367–361 стоял Архит как демократически избранный стратег. В 1-й пол. 4 в. имелась также груп­па пифагорейцев в Сиракузах: Гикет, Экфант, Дамон, Финтий. Аристоксен (род. ок. 370) называл своего учителя Ксенофила и его круг «последними пифагорейцами», из чего следует, что ок. 350 они еще были живы. Вскоре после этого пифагорейская школа прекращает свое существование.

Список пифагорейцев, составленный Аристоксеном (DK58 А), вклю­чает 218 имен; часть известных нам фигур в него не попала. Большинство тех, кого называли пифагорейцами, были членами гетерий и/или привержен­цами особого образа жизни (особенно в ранний период), лишь немногие за­нимались философией, наукой и медициной. К ранней школе принадлежат врач Демокед, Алкмеон, Бронтин (адресат книги Алкмеона), Гиппас, учитель Парменида Аминий, натурфилософ и ботаник Менестор из Сибариса, атлет и врач Иккос, Гиппон, математик Феодор из Кирены. После Филолая наиболее известными представителями школы были Эврит, Гикет, Экфант и Архит.

Среди тех, кого ошибочно относят к пифагорейцам, в первую очередь следует назвать Петрона (DK16), Парона (DK26) и Ксуфа (DK33). Иногда к этой школе причисляют также Эпихарма (DK23), Иона с Хиоса (DK36), Дамона (DK37), Гипподама (DK39), Поликлета (DK40), Энопида (DK41) и Гиппократа Хиосских (DK42), однако ни один из них не назван в источни­ках 5–4 вв. учеником или последователем Пифагора. Тимей из Локр (DK49) обязан своим существованием одноименному диалогу Платона, а позже – псевдопифагорейскому трактату; все доктрины, приписываемые упомяну­тому у Аристоксена Оккелу из Лукании (DK48), также являются псевдо­пифагорейскими. Идентификация фигурирующего в списке Аристоксена Ликона из Тарента (DK57) с критиком Аристотеля, называвшим себя пи­фагорейцем (57 A4), или с автором «Жизни Пифагора» Ликоном из Иаса (57 A3) едва ли вероятна.

Философия. Самым надежным источником по философии пифаго­рейцев обычно считается Аристотель, который написал о них две книги, «О пифагорейцах» и «Против пифагорейцев» (отдельно – об Алкмеоне и Архите), дошедшие только во фрагментах (fr. 191–196 и 197–205 Rose), и часто критиковал их в своих теоретических трудах. Однако числовая он­тология, приписываемая Аристотелем неким анонимным пифагорейцам, едва ли возможна для досократиков; помимо ее внутренней противоречиво­сти (вещи «состоят» из чисел, либо числа «подобны» вещам, либо «начала» чисел являются началами вещей), она противоречит надежно засвидетель­ствованным (в т. ч. и самим Аристотелем) взглядам ранних пифагорейцев и Филолая, выдвигавшим лишь телесные, «физические» начала. Видя в пи­фагорейцах философских предшественников Платона, Аристотель припи­сал им числовую философию, близкую, но не идентичную академическому пифагореизму; позже Теофраст, вопреки Аристотелю, отнес к пифагорей­цам платоновское учение о единице и неопределенной двоице, которое и за­крепилось за ними в доксографической традиции (DK58 A 14–15). Таблица 10 противоположностей, которую Аристотель считал пифагорейской (Arist. Met. 986a13 sq.), принадлежит Академии (вероятно, Спевсиппу). Вопреки Аристотелю и следующей за ним традиции, тезис «всё есть число» не яв­ляется центральным в древнем пифагореизме и вообще в нем не засвиде­тельствован. Пифагорейская арифмология, в которой числа уподоблялись различными понятиям (4 есть справедливость, 5 – брак, 7 – здоровье и т.д.), не носила философского характера. В философском контексте число появ­ляется лишь у некоторых поздних пифагорейцев (Филолай, Эврит, Экфант). Однако математически окрашенная философия Платона и академический пифагореизм сформировались под влиянием не столько их идей, сколько прогресса математики, в которой пифагорейцы играли лидирующую роль.

Космогония Пифагора, продолжавшего традицию милетской на­турфилософии, была чисто физической, но, в отличие от монизма ио­нийцев, оперировала с двумя началами, «пределом» и «беспредельным». Противоположные начала или качества зафиксированы у Алкмеона, Менестора и Филолая, Гиппас и Гиппон выдвигают по одному, но проти­воположному друг другу началу (огонь и влага). У пифагорейцев не было общешкольной (тем более – обязательной) философской доктрины ни по одному важному вопросу. Характерный пример – учение о душе: Алкмеон считал ее божественной, Гиппас – огненной, Гиппон – влажной, Филолай, вероятно, отождествлял ее с гармонией, другие – с пылинками, движу­щимися в воздухе, между тем как учения о метемпсихозе, разделявшее­ся самим Пифагором и частью его учеников, ни у кого из известных нам пифагорейцев не засвидетельствовано. В натурфилософии ранней шко­лы под влиянием кротонской медицины (Демокед, Алкмеон) на передний план выступают физиология, эмбриология (Алкмеон, Гиппон) и ботани­ка (Менестор, Гиппон), часто в ущерб космологии (исключение – Гиппас). Во 2-й пол. 5 в. явственно проявляется влияние точных наук, в меньшей степени – элеатов, Эмпедокла и атомистов. Филолай вернулся к видоиз­мененным началам Пифагора, объединяемых гармонией. У него же число впервые появляется в философском контексте, однако тезис Филолая – гно­сеологический («без числа невозможно ничего познать»), а не онтологиче­ский («мир состоит из чисел»). Эврит безуспешно пытался найти число, присущее человеку или животному, Архит плодотворно развивал филосо­фию математики и гносеологию. У Гикета космология свелась к астроно­мии, эклектик Экфант впервые отождествил монады (единицы) с атомами. Пифагорейская этика, насколько она нам известна (доктрины, изложенные в «Пифагорейских изречениях» Аристоксена, серьезно контаминированы с этикой Платона и Аристотеля), является развитием и рационализацией учения Пифагора.

Наука. Пифагорейским математикам 5 в. до н.э. принадлежит решаю­щий вклад в создание дедуктивной геометрии, в частности открытие ир­рациональных отрезков (Гиппас), развитие теории иррациональных вели­чин (Феодор из Кирены), создание основ планиметрии (I–IV книги «Начал» Евклида), которые были, вероятно, изложены в геометрическом компен­диуме, предшествующем «Началам» Гиппократа Хиосского. В стереомет­рии им принадлежит построение трех правильных многогранников (куба, пирамиды, и додекаэдра) и решение знаменитой делосской задачи на уд­воение куба (Архит). Арифметика (теория чисел) была монополией школы от Пифагора до Архита и вошла в «Начала» Евклида в виде VII–IX кн. В ас­трономии пифагорейцы установили сферичность Земли, правильный поря­док и направление движения пяти планет, выдвинули постулат равномерно­го кругового движения всех небесных тел, развитый впоследствии учеником Архита Евдоксом Книдским. Филолай впервые высказал идею о вращении Земли вокруг постулированного им Центрального огня, а его последовате­ли Гикет и Экфант учили, что Земли вращается вокруг собственной оси. Гармоника, состоявшая из математической теории созвучий и физической теории звука, была развита Гиппасом, Филолаем и Архитом; она заверша­ла квадривиум точных наук, преподавание которого началось уже в сер. 5 в. (Феодор из Кирены). Полагая, что всякий звук возникает от движения, пифа­горейцы решили, что звук сопровождает всякое движение, в т. ч. и небесных тел. Находясь на разных расстояниях от Земли, они издают неслышимые нам гармонические звуки, высота которых пропорциональна их скорости («небесная гармония»). В физику пифагорейцы ввели контролируемый экс­перимент, результаты которого выражались математически (Гиппас, вслед за Пифагором). Последний значительный пифагорейский математик, Архит, был, по всей видимости, основателем оптики и механики. Хотя пифагорей­цев редко связывают с науками о природе, естествознание и медицина обяза­ны им целым рядом фундаментальных открытий (мозг как центр сознания, связь всех органов чувств с мозгом) и теорий (равновесие качеств в орга­низме как основа здоровья), а также зарождением физиологии, анатомии (Алкмеон), ботаники (Менестор) и диететики, связанной с практикой подго­товки атлетов и спортивной медициной (Алкмеон, Иккос).

Религия. В отличие от Пифагора, никто из известных нам пифагорей­цев со сверхъестественным никак не связан. Хотя в пифагорейском сообще­стве были люди, верившие в чудеса Пифагора и метемпсихоз, в характере самого сообщества отсутствовали основные черты религиозного объеди­нения: свои культы и/или божества, жрецы, более или менее фиксирован­ное учение, идеализированное жизнеописание Учителя и т.д. После смерти Пифагор, как и некоторые другие философы (Анаксагор, Платон, Эпикур), был героизирован, но его культ был общеиталийским, а не пифагорейским. Поздние авторы приводят недостоверные, но вошедшие в учебники сведе­ния, которые приписывают пифагорейцам пятилетний обет молчания, тай­ные и устные доктрины, общность имущества, изгнание ослушников, бес­прекословный авторитет Учителя, обычай учеников приписывать ему свои открытия и т. п. Зачатки этой тенденции заметны уже у историка Тимея (ру­беж 4–3 в. н.э.), однако в современных пифагорейской школе источниках она отсутствует.

Метемпсихоз (переселение душ), один из немногих общих элементов с орфизмом, в пифагореизме имела тенденцию к трансформации в религи­озно-философскую доктрину. Известны запреты (частью связанные с ме­темпсихозом) на захоронение в шерстяной одежде, на отдельные виды мяса и рыбы и на бобы (последний имел и медицинский смысл). Те же правила мы встречает у орфиков и у следовавшего им Эмпедокла, но у пифагорей­цев запрет на мясную пищу имел ограниченный характер: согласно их пред­ставлениям, души умерших не вселяются в тела жертвенных животных; см. свидетельства Гераклида Понтийского (фр. 40), Аристотеля (фр. 194; Iamb. V. Pyth. 85), Аристоксена (фр. 28–29). Это решение (принадлежащее, воз­можно, еще самому Пифагору), позволило тем из пифагорейцев, кто верил в переселение душ, совмещать его с общественной и политической дея­тельностью, непременной частью которой были жертвоприношения и сле­довавшие за ними трапезы. Подавляющее большинство остальных запре­тов и предписаний восходит через книгу Аристотеля «О пифагорейцах» к «Толкованию пифагорейских символов» софиста Анаксимандра из Милета (ок. 400 до н.э.). В нем Анаксимандр собрал не только некоторые действи­тельно пифагорейские изречения (напр., приведенные выше аналогии между числами и вещами), но и попытался аллегорически истолковать множество традиционных суеверий, известных из Гесиода, практики различных куль­тов, пословиц и т.д., которые он также приписал пифагорейцам: по торным дорогам не ходить, упавшее не подымать, в общественных банях не мыться и пр. (DK58 C6). О существовании пифагорейцев, которые бы исполняли прямой смысл этих предписаний ни Анаксимандру, ни какому-либо другому автору классической эпохи известно не было, так что нет оснований считать их частью пифагорейского образа жизни, о котором с одобрением отзывался Платон (Resp. 600а). Традиция толкования пифагорейских «символов» была продолжена авторами эпохи эллинизма и Империи; неоплатоники Порфирий и особенно Ямвлих рисовали древнюю школу разделенной на «математи­ков», занимавшихся философией и наукой, и «акусматиков», следовавших десяткам табу, которые содержались в «символах» (их позднее название – акусмы). К пифагореизму 6–5 вв. до н. э. картина эта отношения не имеет.

Литература

• Frank E. Plato und die sogenannten Pythagoreer. Halle, 1923;
• Minar E. Pythagorean Politics in Practice and Theory. Baltm., 1942;
• GUTHRIE HistGrPhil I. Camb., 1962;
• Philip J. Pythagoras and Early Pythagoreanism. Tornt., 1966;
• Burkert W. Lore and Science in Ancient Pythagoreanism. Camb. (Mass.), 1972;
• Kahn Ch. Pythagorean Philosophy before Plato, – The Presocratics. Ed. by A. Mourelatos. N. Y., 1974, p. 177–184;
• Waerden B.L. van der. Die Pythagoreer. Z., 1979;
• Kirk G., Raven J., Schofield M. The Presocratic Philosophers. Camb., 1980;
• Barbera C.A. The Persistence of Pythagorean Mathematics in Ancient Musical Thought. Chapel Hill, 1982;
• Pythagorean Philosophy. Ath., 1992;
• Zhmud L. Mathematici and acusmati­ci in the Pythagorean School, – Ibid., p. 29–40;
• Kahn Ch. Pythagoras and the Pythagoreans. A Breaf History. Indnp., 2001;
• Жмудь Л.Я. Эксперименирование в Пифагорейской школе, – Некоторые проблемы истории античной науки. Л., 1990, с. 36–47;
• Жмудь Л.Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме. СПб., 1994.

См. также лит. к ст. Пифагор.

Л. Я. ЖМУДЬ