Библиографическое описание:
Жмудь Л.Я. ПИФАГОР // Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс-Традиция, 2008. С. 553-559.


ПИФАГОР (Πυθαγόρας) (ок. 570, о. Самос – после 500 до н.э., Метапонт), др.-греч. философ, ученый, религиозно-нравственный реформатор и поли­тик.

Личность Пифагора и его учение являются предметом почти двухсотлетних споров. В литературе по пифагорейскому вопросу выделяются два основ­ных направления, первое из которых в целом признает античную традицию о научно-философской деятельности Пифагора и ранних пифагорейцев; второе ри­сует Пифагора религиозным мыслителем и этическим реформатором, близким к орфизму (в 20 в. особенно ярко представлено В. Буркертом, который полагал, что в ранней доплатоновской традиции надежные сведения о философских и научных занятиях Пифагоре отсутствуют, а послеплатоновская традиция являет­ся проекцией в прошлое учений более поздних пифагорейцев – Филолая, Архита и их учеников).

Главным препятствием в реконструкции учения Пифагора является недостаток прямых источников; подобно Фалесу и Сократу, Пифагор ничего не писал, а ран­ние пифагорейцы, вопреки распространенному среди неопифагорейцев мнению, излагали в своих сочинениях собственные взгляды, а не доктрины своего Учителя (ср. в этой связи легендарную фразу «сам сказал», Цицерон, «О природе богов» I 10). Их теории слишком индивидуальны, чтобы из них можно было прямо вывести философскую систему Пифагора. Помимо этого, до сих пор нет согласия в том, кого именно следует относить к ранним пифагорей­цам, а кого нет. Недостаток прямых источников лишь частично компенсиру­ет обширная косвенная традиция, как историческая, так и легендарная.

Традиция. 1) В доплатоновской период Пифагора упоминают Ксенофан (DK21 B7), Гераклит (22 B40; 81; 129), Эмпедокл (31 B129), Геродот (Hdt. IV 95), Ион Хиосский (36 B4), Демокрит (автор книги «Пифагор», 68 A33), Антисфен (fr. 51 Caizzi) и ритор Исократ (Bus. 28). Судя по этим разноголо­сым и часто полемическим откликам, П. был одной из самых известных лич­ностей в образованных кругах того времени; о его славе свидетельствуют и монеты с его портретом, выпущенные ок. 440–430 в Абдерах. Основные темы ранней традиции: мудрость П., его обширные знания и исследова­ния (σοφία, πολυμαθία, ἱστορία), красноречие, учение о душе, в частности о переселении душ (метемпсихоз). Политическая деятельность П., равно как и конкретные детали его философских и научных взглядов, не нашла отражения в ранней традиции. Тем не менее ее свидетельства противоре­чат тенденции представлять П. только религиозным проповедником, отри­цая философию, науку и политику.

2) Легендарную традицию о П. доносит до нас сочинение Аристотеля «О пифагорейцах» (fr. 191–196 Rose), фанта­стические диалоги академика Гераклида Понтийского дополняют и приук­рашивают ее, перенося на П. чудеса, первоначально связанные с другими людьми (fr. 40–41, 73–75, 87–89 Wehrli). Она рисует П. чудотворцем, ко­торый предсказывал будущее, помнил о былых перевоплощениях, беседо­вал с животными и т.п. Часть этих мифов исходила от самого П., который, как и Эмпедокл, претендовал на сверхъестественный статус, что, однако, не мешало им обоим заниматься философией и наукой. Оживленные споры в Академии и Ликее вокруг фигуры П. помогли сохранить некоторые сведе­ния о его открытиях и учении (Ксенократ, Аристотель, Евдем, Аристоксен и др.), а сам он стал героем первых биографий (Аристоксен, Дикеарх). Биограф Неанф из Кизика и историк Тимей (рубеж 4–3 вв. до н.э.) заверша­ют наиболее ценную часть традиции, к которой, впрочем, нужно подходить критически. Хотя источники классического периода являются основой лю­бой сколько-нибудь надежной реконструкции жизни и учения П., их про­тиворечивость связана не только с их фрагментарностью, но и с тем, что они по-разному интерпретируют реалии пифагорейской школы в течение ее почти 200-летнего существования.

3) Более поздние источники ценны лишь в той мере, в какой они восходят к 5–4 вв. до н.э. В эпоху эллиниз­ма возникают новые биографии П. (Гермипп, Гиппобот и др.) и множест­во псевдоэпиграфов, ходивших под именами Пифагора, его жены детей и учеников (см. Пифагорейские псевдоэпиграфы). Учения, приписываемые П. в псевдопифагорейской и другой философской литературе эллинизма, представляют собой вариации на тему математического платонизма, не­редко в его перипатетической интерпретации.

4) Зарождение неопифагореизма в 1 в. до н.э. придало новый импульс литературе о П. (Аполлоний Тианский, Никомах из Герасы), в которой остатки исторических сведений, как правило, теряются в море вымысла. Соперничество неопифагореизма с христианством в немалой степени повлияло на то, каким рисовали П. его поздние почитатели и биографы – Порфирий и Ямвлих, чей идеал филосо­фии подразумевал религиозный путь к истине. К сохранившимся источни­кам относятся также биография П. у Диогена Лаэртия, более трезвая, неже­ли труды неопифагорейцев.

Биография. Благодаря огромной славе П. о нем сохранилось больше биографических сведений, чем о других философах и мудрецах 6 в. до н.э., но о первой половине его жизни, проведенной на Самосе, почти ничего не известно. Его отец Мнесарх был богатым и, вероятно, знатным челове­ком. Сведения об учебе П. у Ферекида и Анаксимандра и тем более о пу­тешествиях в Египет и Вавилон недостоверны, хотя частью восходят к 4 в. до н.э. Ок. 532 П., как и многие другие аристократы, покидает Самос из­за тирании Поликрата и поселяется в южноиталийском Кротоне. Благодаря своим талантам и красноречию он нашел здесь немало сторонников, ко­торые образовали гетерию (неформальное политическое сообщество). Дом знаменитого атлета Милона стал местом собрания пифагорейских гетайров, сплочению которых способствовали особый образ жизни и культивирова­ние дружеских уз. Многие из этических требований П. имели религиозное обоснование и подкреплялись верой в его сверхъестественные способно­сти. О пифагорейском образе жизни мы знаем мало конкретного. Из слов Платона (Resp. 600ab) следует, что его носители отличались от большинст­ва в лучшую сторону. По крайней мере, в ранний период он включал в себя целый ряд религиозно обоснованных правил, как, напр., предпочтение определенного типа жертвоприношений, запрет (полный или частичный) на определенного вида пищу или на захоронение в шерстяной одежде.

Пифагорейская гетерия, стремившаяся к упрочению власти олигархи­ческой аристократии, со временем стала определять политику в Кротоне. Особенно ее влияние возросло в ходе войны с соседним Сибарисом (ок. 510 до н.э.), разгромленным кротонской армией под руководством Милона. Влиятельность П. и его сторонников вызвала враждебность той части кро­тонской элиты, которая не желала мириться с утратой своих позиций. В кон­це 6 в. в результате антипифагорейского выступления, возглавленного кро­тонским наместником в Сибарисе Килоном («Килонова смута»), к которому примкнула часть учеников П. (Гиппас), он бежал в Метапонт, где вскоре и умер.

Учение. Попытки свести разнообразие интересов и занятий П. к единой системе надежных результатов не дали; есть все основания полагать, что это неудача предопределена не столько фрагментарностью наших источни­ков, сколько отсутствием такой системы у П. Во многом его интересы ле­жали в той же области, что и у Милетской школы: космология, астрономия, математика. Интерес к религии свойственен Ксенофану (правда, несколько иного характера) и еще в большей степени – Пармениду и Эмпедоклу; по­литикой занимались Фалес, Анаксимандр и другие досократики.

Космогония и космология. Философские идеи П. следует рассмат­ривать в контексте учений его ионийских предшественников. Космогония П. объясняла зарождение мира взаимодействием двух начал, «предела» и «беспредельного». Последнее, заимствованное у Анаксимандра, ото­ждествлялось с пустотой и одновременно с бесконечной пневмой, возду­хом (ср. Анаксимен), окружавшим космос. Космос «вдыхает» внутрь себя пневму, внутри его она ограничивается «пределом» и кладет начало отдель­ным вещам (доксографическая традиция приписывает П. введение понятия «космос», что сомнительно). Противоположные начала, придавшие дина­мизм этой космогонии, играют важную роль как у пифагорейцев (Алкмеон, Менестор, Филолай), так и у других италийских философов (Парменид, Эмпедокл).

Переход от космогонии к космологии засвидетельствован очень плохо. Хотя наши источники позволяют реконструировать основные черты пифа­горейской космологии и астрономии начала 5 в. до н.э., надежно выделить вклад самого П. крайне трудно. Такие важные открытия, как сферичность Земли, разделение небесной и земной сфер на зоны (арктическую, антарк­тическую и т.д.) и отождествление Вечерней и Утренней звезды с Венерой традиция связывает как с П., так и с Парменидом. Представление о неза­висимом движении планет вдоль эклиптики с запада на восток впервые за­фиксировано у пифагорейца Алкмеона (DK24 А4), равно как и идея круго­вого движения всех небесных тел (24 А12). Можно, т. обр., полагать, что, развив концепцию «геометрической» Вселенной Анаксимандра, П. перенес и на планеты круговое движение, присущее Солнцу, Луне и звездам в сис­теме последнего. Был ли П. известен принятый в 4 в. до н.э. порядок небес­ных тел (Земля, Луна, Солнце, Венера, Меркурий, Марс, Юпитер, Сатурн, звездная сфера), открытие которого Евдем Родосский приписывает ранним пифагорейцам (12 А19), мы не знаем. Однако круговое движение планет является предпосылкой не только этой, но и более ранней теории – учения о «гармонии сфер», или, точнее, о «небесной гармонии», восходящего в своих основных положениях к самому П. По этому учению, небесные тела издают при своем круговращении звуки, высота которых зависит от скоро­сти движения небесных тел, возрастающей по мере их отдаления от Земли: Луна вращается медленнее всех, звездная сфера – быстрее всех. Скорости, соответствующие расстоянию небесных тел от Земли, имеют соотношения созвучных интервалов, так что их совместное круговое движение порожда­ет гармоническое звучание.

Гармоника, математика. Сближению астрономии с математикой, а через нее – и с гармоникой во многом способствовало открытие П. число­вого выражения гармонических интервалов: октавы (2 : 1), кварты (4 : 3) и квинты (3 : 2); см. свидетельство Ксенократа: «Пифагор обнаружил, что музыкальные интервалы возникают не без участия числа, ибо они есть сравнение одного количества с другим», ap. Porph. In Harm. 30, 1 sq. = fr. 87 Isnardi). Это открытие, положившее начало объединению четырех точных наук (геометрия, арифметика, астрономия и гармоника) в пифагорейский математический квадривиум (Архит, 47 В 1), дало мощный импульс по­искам числовой гармонии, в т. ч. и в движении планет. Отсюда лишь один шаг до мысли, что не только природа, но и неисчисляемые вещи на самом деле подчинены числу (Аристоксен, fr. 23 Wehrli). Характерный пример – числовые спекуляции, которые Аристотель принимал за философские «оп­ределения»: справедливость есть четверка, ибо она воздает равным за рав­ное (2 × 2); брак есть пятерка, ибо в ней соединяются мужское (нечетное) и женское (четное) и т.п. Хотя арифмология существовала у греков задолго до П. (см. «Труды и дни» Гесиода), а в своей более рациональной форме представлена и в системе Анаксимандра, пифагореизм, несомненно, спо­собствовал укоренению этих представлений в «высокой» культуре. Логика развития пифагореизма далека, т. обр., от эволюционистского схематизма: не мистические числовые спекуляции, постепенно секуляризируясь, ведут к математике, а наоборот – математика дает мощный импульс этим спекуляци­ям, как это отчетливо показывает впоследствии пример Платона. Некоторые из аналогий между числами и «вещами» не лишены глубокого смысла и су­мели произвести впечатление даже на Аристотеля (De Caelo 268a10–15; De sens. 442a12–29) и Теофраста (De caus. pl. 6, 4, 1–2), которые, в отличие от академиков, их, как правило, не принимали. Нет, однако, оснований ви­деть в П. родоначальника той числовой метафизики, которую Аристотель критикует во многих своих трудах («Метафизика», «Физика» и др.), припи­сывая ее анонимным пифагорейцам (подробнее см. ст. Пифагореизм).

В геометрии П. продолжил исследования Фалеса, придав им более на­учный и абстрактный характер (Евдем, фр. 133). Ему, в частности, принад­лежит дедуктивное доказательство теоремы Пифагора, – в отличие от эм­пирических формул для некоторых «пифагоровых троек» (3, 4, 5; 5, 12, 13, и т. д.), которые были известны еще в древнем Вавилоне. Развив теорию четных и нечетных чисел (Евклид. «Начала» IX, 21–34), использующую косвенное доказательство, П. заложил основы теоретической арифметики, см. свидетельство Аристоксена: «Пифагор, кажется, более всех людей це­нил науку чисел; он продвинул ее вперед, отведя от практических потреб­ностей купцов и уподобляя все вещи числам» (fr. 23 Wehrli). Созданная им теория пропорций, действительная для соизмеримых величин, стала связующим звеном между всеми науками пифагорейского квадривиума. П. были известны геометрическая, арифметическая и гармоническая сред­ние, а также «музыкальная пропорция» (12 : 9 = 8 : 6), с помощью которой он разделил струну монохорда и нашел численное выражение трех гармо­нических интервалов. Вероятно, что этот опыт был одним из первых науч­ных экспериментов.

Одним из важнейших следствий дедуктивно построенной математики П. стало заимствование идеи дедуктивного доказательства Парменидом, имевшим учителя-пифагорейца (Аминия, – DK28 А1), и его последова­телями Зеноном и Мелиссом. Парменид был, вероятно, первым филосо­фом, развивавшим свою метафизическую систему с опорой на логические доказательства, однако сам этот метод был воспринят им из математики. В то время как история математики позволяет проследить постепенное со­вершенствование метода дедуктивного доказательства от Фалеса к пифа­горейцам, его заимствование Парменидом сразу приводит к радикальному изменению философской аргументации.

Заслуживающая внимания традиция (Гераклид Понтийский, фр. 87–88 Wehrli = 14 А21а) видит в П. автора слова «философия», понимаемая как предпочтение жизни, посвященной познанию. Аристотель, соученик Гераклида по Академии, вкладывает в уста П. слова о том, что «человек соз­дан богом для познания и созерцания» («Протрептик», фр. 18, 20 Düring). Поскольку слово «философ» еще со времени Гераклита Эфесского (22 В35) тесно связано с «исследованием» (ἱστορία) – понятием, характерным имен­но для П. (ср. 22 В129), то представленная Аристотелем и Гераклидом ака­демическая традиция вполне может опираться на пифагорейскую и восхо­дить к рубежу 6–5 вв. до н.э.

Политическая и социальная деятельность. Философский иде­ал созерцательной жизни не мешал П. активно заниматься политической деятельностью. Его тесно связанное с практической жизнью этико-поли­тическое учение реконструируемо лишь в своих основных чертах. Главная из них – сознательное сохранение традиционного порядка, который в Кротоне кон. 6 в. до н.э. был представлен олигархией, опирающейся на 1000 пол­ноправных граждан. С этим связано неприятие тирании, усиленное едва ли добровольной эмиграцией Пифагора с Самоса. Аристократическим яв­ляется и социально-политически мотивированное культивирование друж­бы, сохранившееся в пифагорейских кругах вплоть до 4 в. до. н.э. Борьба против роскоши и неумеренности в целом, особенно бросающейся в глаза в управляемом тираном Сибарисе, принадлежит к числу многих элементов, которые связывают П. с идеологией, представленной первыми законодате­лями (Солон и др.), Семью мудрецами и Дельфийским оракулом. К ней при­надлежат также почитание богов и родителей, сдержанность в речах и са­моограничение в частной и общественной жизни, умеренность в питье, еде и одежде. Эти представления, формировавшие пифагорейский образ жизни, были неразрывно связаны с идеалом телесной и духовной чистоты, дос­тижению которых служили, во-первых, атлетика (многие пифагорейцы были победителями на Олимпийских играх) и медицина, в особенности диететика, бывшая основным направлением кротонской школы медицины, и во-вторых, музыка, способная, по убеждению пифагорейцев, благотвор­но влиять на душу. По-видимому, П. не столько выдвигал новые ценности, сколько по-новому перегруппировал традиционные, сделав акцент на соз­нательном отношении к ним и укрепив их авторитетом мудреца, знавшего и умевшего больше других людей. К числу новых элементов принадлежит отношение к женщине. Хотя женщины едва ли были полноправными члена­ми пифагорейских сообществ, П. был, вероятно, первым греческим фило­софом, обратившим на женщину благосклонное внимание. С этим связаны более поздние легенды о его жене-философе Теано (DK14а) и других пифа­горейских женщинах.

Религиозные взгляды. П. часто представляют религиозно-этиче­ским реформатором, однако определить его религиозный профиль край­не трудно. Крупнейший знаток греческой религии М. Нильссон относил его к «легалистскому» направлению в греческой религии, которое доби­валось милости богов путем строгого исполнения религиозных запове­дей и правил, В. Буркерт, напротив, – к мистико-экстатическому, связанно­му со скифским шаманизмом. Между тем идея греческого шаманизма так и не получила должного подтверждения в источниках, равно как и бытова­ние экстатических культов в среде пифагорейцев. По всей видимости, у них не было специальных культов, отличных от культов полисов, в которых они жили. Сам П. присоединился к традиционному в Кротоне (и Метапонте) культу Аполлона, что было важно и для его социального признания. Еще при жизни он стал тем, кого греки называли θεῖος ἀνήρ («божий человек»), после смерти ему, как и многим другим философам и поэтам, воздавались героические почести. В легендах он выступает как воплощение Аполлона, а его первый биограф Аристоксен выводит его этическое учение из Дельф.

В то время как фигура самого Пифагора представляется близкой к Аполлону и Дельфам, учение о метемпсихозе, заимствованное им из орфизма, объе­диняет его с другим полюсом греческой религиозной жизни. В пифагорей­ском варианте метемпсихоза отсутствует, однако, центральная для орфизма идея о том, что переселение души – это наказание за наследственную вину человека, так что завершение «мучительного круга» превращений и обре­тение бессмертия является главной целью посвященного в мистерии. На пе­редний план здесь выдвигается представление о том, что круговращение души по телам людей и животных – это неизбежный удел человека и тем самым часть миропорядка. Где именно находятся души после смерти и что ожидает их в конце перевоплощений, остается неясным (словно этот конец не предусмотрен). Алкмеон, напр., обосновывал бессмертие души тем, что она, подобно другим бессмертным (т.е. небесным) телам, находится в веч­ном круговращении (24 А12). Позже эта идея дала толчок философскому учению о «вечном возвращении», согласно которому весь мир проходит че­рез ряд совершенно идентичных периодов (Евдем, fr. 88).

Источники:

  • DK I, 96–105;
  • Timpanaro Cardini M. I Pitagorici: Testimonianze e frammenti. Fasc. I–III. Fir., 1958–1961 (текст Дильса–Кранца с комм.);
  • Лебедев А.В. Фрагменты, с. 138–149 (пер. Дильса–Кранца с полезными дополнениями);
  • Giangiulio M. Pitagora: le opere e le testimonianze. Fasc.1–2. Mil., 2000.

Биографии Пифагора:

  • Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знамени­тых философов. Пер. М.Л. Гаспарова. М., 19862, с. 307–320 (кн. VIII 1–50);
  • Порфирий. Жизнь Пифагора, – Там же, с. 416–426;
  • Ямвлих. Жизнь Пифагора. СПб., 1997.

Литература

  • Delatte A. La vie de Pythagore de Diogène Laërce. Brux., 1922;
  • Fritz K. von. Pythagoras, – RE 24, 1963, col. 171–203;
  • GUTHRIE, HistGrPhilos I, 1962, p. 146–359;
  • Philip J. Pythagoras and Early Pythagoreanism. Tornt., 1966;
  • Vogel C.J. de. Pythagoras and Early Pythagoreanism. Assen, 1966;
  • Burkert W. Lore and Science in Ancient Pythagoreanism. Camb. (Mass.), 1972;
  • Kahn C.H. Pythagoras and the Pythagoreans. A Brief History. Indnp., 2001;
  • Жмудь Л.Я. Наука, философия, религия в раннем пифагореизме. СПб., 1994.

Библиография

  • Navia L. Pythagoras: An Annotated Bibliography. N. Y., 1990;
  • Šijakoviс B. Biblio­graphia presocratica. P., 2001.

См. также лит. к ст. Пифагореизм.

Л. Я. ЖМУДЬ