Библиографическое описание:
Бородай Т.Ю. «ТИМЕЙ» // Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс-Традиция, 2008. С. 733-738.


________________________

 

«ТИМЕЙ» (Τιμαῖος ἢ περὶ φύσεως, подзаголовок: «О природе»), диалог Платона, посвященный происхождению и устройству Вселенной – кос­могонии и космологии. Написан, вероятно, в 360-е–350-е годы; отно­сится к числу поздних произведений Платона; входит в состав трилогии «Государство» – «Тимей» – «Критий». Название «Тимей» носит по имени пифа­горейца Тимея, от лица которого ведется рассказ. «Тимей» – одно из немногих сочинений Платона, представляющее собой не диалог, а монолог, и притом не от имени Сократа. Это не случайно, ибо Сократ у Платона доказывает бесполезность космологии и физики и невозможность достоверного знания в этой области (см., напр., «Федон» 96а–99е). В «Тимее» неоднократно подчер­кивается, что и данное рассуждение об устройстве Вселенной есть «прав­доподобный миф» (εἰκὼς μῦθος – трижды), «вероятное сказание» (εἰκὼς λόγος – десять раз), а не истина в последней инстанции. Именно поэтому рассказчик позволяет себе не искать истину апофатическим путем в диа­лектическом споре, а предложить догматическое учение. Ему предпослан своего рода пролог (17а–27b), где собеседник Тимея и Сократа Критий рас­сказывает об Атлантиде.

Мир, согласно «Т.», существует не сам по себе, а сотворен благим и ра­зумным Богом. Единственная причина его творения – то, что это хорошо. В этом пункте космогония Платона принципиально отличается от всех ее вариантов, принятых в Античности. Платон сознательно противопос­тавляет свое учение, с одной стороны, мифологической космогонии, где Вселенная мыслится как результат цепи рождений (см. у Гесиода: изначаль­ный Хаос родил Землю, Ночь и Мрак, а они, в свою очередь, родили Небо, Свет и День и т. д., «Теогония», 117–128). А с другой стороны, натурфило­софской космогонии, где мир мыслится результатом слепого взаимодейст­вия необходимых и безличных сил – законов природы – и неодушевлен­ного вещества. У Платона же возникновение Вселенной представлено как творческий процесс: разумное, вечное и доброе существо, Бог-демиург (по греч. «мастер», «ремесленник» или «художник») целенаправленно созда­ет совершенное и «наипрекраснейшее произведение». Т. обр., космогонию «Т.» можно назвать «техноморфным креационизмом».

Творение заключалось в том, что Демиург «привел из беспорядка в поря­док… все видимые вещи… пребывавшие не в покое, но в нестройном и бес­порядочном движении» (Tim. 29е–30а). «Космос» (мир) означает на грече­ском языке «порядок, красота». Мир – единствен, ни двух, ни множества миров быть не может (доказательства см. 30е–31b). Наш мир – наилучший из возможных миров, «ибо невозможно… чтобы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим» (30а). (Что Бог, причина всякого бытия, есть именно высшее благо, доказывалось в «Государстве», кн. VI). Поскольку из всех видимых форм прекраснейшая – шар, то мир имеет форму шара. Поскольку «творение, наделенное умом, прекраснее ли­шенного ума, а ум отдельно от души ни в чем обитать не может», постоль­ку мир есть одушевленное разумное шарообразное животное. Ему «над­лежало быть телесным, а потому видимым и осязаемым» (31b). Тело его не подвержено болезни и дряхлению, поскольку вне его ничего нет и оно не принимает извне ни пищи, ни дыхания, а внутри себя оно находится в совершенном равновесии (33a–d). Вселенское животное смертно в прин­ципе, ибо было однажды рождено; но никогда не умрет, ибо создатель его никогда не захочет его уничтожения в силу своей благости. Оно самодов­леюще и ни в чем не нуждается. «Из семи видов движения» мировое живот­ное наделено лишь одним, «который ближе всего к уму и разумению: …оно равномерно вращается на одном месте, в самом себе». Оно весело и счаст­ливо, ибо не одиноко, но постоянно общается с самим собой, познает са­мого себя и ведет с собой дружбу (в себе оно включает все мыслимые роды живых существ, подобных ему, т. е. состоящих из тела и души). Творец «да­ровал ему жизнь блаженного бога» (34b).

Мировая душа, созданная Демиургом прежде мирового тела (ибо она важнее, следовательно, старше, чем тело) имеет числовую структуру и соз­дана из смешения рационального и иррационального начал. Она – источник движения космоса. Рациональное, правильное круговое движение мировой души видимым образом манифестируется движением небесной сферы – неподвижных звезд; а иррациональное – движением планет. Тело космоса помещается внутри души, которая облекает его снаружи. «В центре [тела] Построявший дал место душе, откуда распространил ее по всему протяже­нию и впридачу облек ею тело извне» (34b). То обстоятельство, что душа – мира ли, человека, животного – помещается Платоном не глубоко внутри, в мозгу, в сердце, в шишковидной железе, где ищет ее Новое время, но снару­жи, становится понятно, если вспомнить, что душа есть «форма» тела, его «вид» (и то, и другое по-гречески εἶδος).

Т. обр., наш мир, по Платону, есть разумное, блаженное, совершенное и самодовлеющее живое существо; он материален, следовательно, по при­роде смертен, но никогда не погибнет, ибо этого не хочет его Создатель; он един и единствен; вне его нет ничего, даже пространства; до него ничего не было, ибо время возникло вместе с ним; внутри него нет пустоты; он огра­ничен и имеет форму сферы, которая равномерно вращается вокруг своего центра. Центром мира Платон полагает Землю.

Тело космоса составлено из четырех первоэлементов, или стихий (στοιχεῖα), находящихся между собою в пропорциональных отношениях. Элементы – огонь, воздух, вода, земля, – имеют математическую структу­ру. Единица каждого элемента представляет собой правильный многогран­ник: земля – куб, огонь – тетраэдр, воздух – октаэдр, вода – икосаэдр; пятый из возможных правильных многогранников, додекаэдр, «бог определил для Вселенной» (55с; позднее Аристотель назовет пятый элемент, огонь небес­ной сферы, эфиром). Многогранники, в свою очередь, сложены из простей­ших элементов: треугольников двух видов, равносторонних и равнобедрен­ных прямоугольных (53d–57d). Т. обр., все тела имеют чисто математическую структуру , ибо ни треугольники, ни многогранники у Платона, по-видимо­му, не обладают плотностью, тяжестью или непроницаемостью – тем, что отличает математические тела от материальных в обычном смысле сло­ва. Это вполне согласуется с тем, что Платон, впервые вводя в «Т.» поня­тие материи, характеризует ее как пространство (χώρα), а также с критикой Аристотеля, утверждающего, что Платон, как и пифагорейцы, сводит всю физическую реальность к числовым соотношениям и геометрии.

В «Т.» Платон впервые систематически излагает свою метафизику, или учение о началах (27d–28b; 48e–52d). «Есть бытие, есть пространство и есть возникновение; и эти три отличались друг от друга еще до рождения неба» (52d); бытие – это вечные, самотождественные умопостигаемые идеи, или «умопостигаемый космос», послуживший образцом (παράδειγμα), на кото­рый взирал Бог-Демиург, создавая наш мир. «Возникновение» (γένεσις) – это вся эмпирическая область, воспринимаемая чувствами, но не мыс­лимая умом; все зримые и осязаемые существа и вещи, рождающиеся и погибающие, но никогда не существующие в подлинном смысле слова. «Пространство» – это то, на чем, как на воске, отпечатлеваются идеи, в чем возникают эмпирические вещи; это их «Мать» и «Кормилица», субстрат че­тырех элементов, недоступный ни чувствам, ни уму, но лишь некому «не­законнорожденному умозаключению». Это платоновская материя, назы­ваемая также «необходимостью»; мировая энтропия, источник тленности и бессмысленности в эмпирическом мире, источник всего, что отличает наш дольний мир от его горнего вечного образца. В отличие от пространства, ко­торое онтологически предшествует миру как его необходимое условие, вре­мя рождается позже космоса-неба, ибо время, в понимании Платона, есть вращение небесной сферы. Оно, как и сам чувственный космос, есть подо­бие идеального образца – «подвижный образ вечности», «движущийся от числа к числу» (37d).

Вторая часть «Т.» посвящена частным естественнонаучным вопросам; в Новое время она менее популярна, но в поздней Античности и в Средние века считалась важным источником сведений по физике, алхимии, минера­логии, медицине, мантике и магии. Сам Платон характеризует эти занятия как «безобидное удовольствие», в котором досужий исследователь может «обрести скромную и разумную забаву на всю жизнь» (59с). Здесь рассмат­риваются основные виды веществ, составляющих Вселенную, механизмы их взаимодействия и перехода друг в друга, их строение и соотношение с четырьмя первоэлементами («многогранники» – «молекулы» в физике Нового времени) и с простейшими треугольниками, из которых структури­рованы многогранники («атомы» в терминологии Платона и физики Нового времени) (56с–61с). Движение частиц вещества Платон объясняет упорядо­ченным круговращением Вселенной; постоянным беспорядочным колеба­нием материи; законом стремления «подобного к подобному» и механиче­ским взаимодействием, которое носит универсальный характер, поскольку в мире нет пустоты – всякий момент движения передается все новым части­цам. В «Т.» решительно отвергается теория дальнодействия – по Платону, никакого тяготения или притяжения на расстоянии быть не может; извест­ные свойства магнита и янтаря («электрона») должны быть объяснены ме­ханической передачей движения частицами среды.

Далее предлагается систематическая эстетика – теория ощущений: зре­ния, слуха, осязания, обоняния и вкуса (61с–68d). Эта теория служит, в ча­стности, дополнительным обоснованием чисто математического атомизма «Т.»: ощущения горячего и холодного, тяжелого и легкого, сладкого и горь­кого, черного и белого объясняются взаимодействием определенных струк­тур числовых отношений.

Антропология «Т.» (69b–81e) – это психология, физиология и анатомия человека, изложенная в занимательной форме: после того, как Демиург, соз­дав мир, удалился на покой, младшие боги принялись за изготовление лю­дей. Их первая и труднейшая задача – создание головного мозга; это – глав­ная часть человеческого тела, вместилище души. Остатки мозговой смеси идут на спинной и костный мозг; затем месится раствор для костей (защита для мозга); затем плетутся сухожилия, ткется плоть и кожа и т.д. Человек создается по подобию Вселенной (он – «малый мир», микрокосм), поэтому форму ему придают круглую. Собственно, человек, по «Т.», – это голова. Все остальное – туловище, ноги и руки – служит ей подпорками и орудиями.

Медицинский очерк «Т.» (82а–89с) предлагает классификацию болезней тела и души, несколько отличную от той, что мы находим в корпусе Гипократа. Неустранимые причины телесных болезней – это сложность состава челове­ческого тела; его открытость и взаимодействие с изменчивой окружающей средой; наконец, запрограммированность его мельчайших соединений на оп­ределенное число лет жизни, по истечении которых сами частицы стремятся к распаду. Непосредственной причиной всех заболеваний является избыток или недостаток тех или иных веществ в организме; устранять его и призвано лечение. Душевные болезни («неразумие и порочность»), по Платону, всегда вызываются телесными расстройствами. Они бывают «двух видов – сума­сшествие и невежество» (86b). Ни в безумии своем, ни в невежестве, ни в по­роках сам человек не повинен, ибо «никто не порочен по доброй воле»; по­винны в них врожденные «дурные свойства тела или неудачное воспитание». Отдельное рассуждение посвящено здоровью; Платон невысоко ставит ме­дицину: важно не допустить развития болезни и ее перехода в хроническую форму; если это все же произошло, лучше отказаться от лечения, не затяги­вая жизнь в тягость себе и другим. Основа здоровья – гармония двух состав­ляющих человека: тела и души. Как мощный разум в хилом теле, так и сла­бая тупая душа в теле крупном и сильном есть дисгармония и нарушение равновесия, ведущее к тяжелым заболеваниям. Корректировать его следует с помощью регулярных упражний менее развитой части.

Заключительный пассаж «Т.» (90е–92с) повествует о происхождении не­разумных животных из выродившихся людей; здесь Платон следует пифаго­рейским сказаниям о переселении душ. Люди, оказавшиеся трусами и лже­цами, дали начало «женской природе»; «растить на себе перья вместо волос и дать начало племени птиц пришлось мужам незлобивым, однако легко­мысленным… А вот племя сухопутных животных произошло из тех, кто был вовсе чужд философии…» (91d). Тон повествования и явная аллюзия на комедии Аристофана дают понять читателю, что воспринимать вторую часть «Тимея» следует с долей юмора, а не с благоговейной серьезностью.

Отчасти это относится и к вводной части диалога – сказанию об Атлантиде. Если естествознание, по Платону, в принципе не может претен­довать на достоверность, и строго научным в нем может быть лишь метафи­зическое обоснование природы и ее математическая модель, то к истории это относится в еще большей степени. Свое понимание природы историче­ского знания Платон изобразил в «Т.» так: об Атлантиде здесь рассказывает 90-летний старик Критий; когда ему было 10 лет, он слышал это сказание от своего деда, тот слышал его в детстве от отца, а тот – от своего друга Солона. Солон в молодости посетил Египет, где услышал сказание от жре­ца богини Нейт в Саисе; жрец узнал его от своего предшественника, тот – от своего; первые египетские жрецы, в свою очередь, узнали его от древних афинян – вот «наука» история, предание, неизбежно искажаемое при каждом пересказе. Само сказание, начало которого помещено в прологе к «Тимею», а продолжение – в диалоге «Критий» (21а–25d), повествует о войне, которую вели древние афиняне с жителями западного острова Атлантиды приблизи­тельно девять тысяч лет назад (т.е. от 360 до н. э.). Остров этот распола­гался в море к западу от Геркулесовых Столпов (т.е. в Атлантическом океа­не к западу от Гибралтарского пролива) и был величиной больше Африки и Азиии вместе взятых. Жило на нем могучее и особенно просвещенное племя атлантов, потомков Посейдона; как все человеческие племена оно постепенно деградировало от изначальной добродетели и научной просве­щенности к алчности, потребительству, невежеству и варварству, и в конце концов предприняло военное вторжение в Европу, где покорило все наро­ды до Балкан, но было разгромлено в сражении афинянами. Впоследстии Атлантида (как и древние Афины) была разрушена природным катаклиз­мом – землетрясением и наводнением; остров погрузился на дно моря, и лишь немногие атланты спаслись, чтобы поведать о катастрофе.

«Тимей» как наиболее систематическое и догматическое изложение пла­тоновской философии возбуждал наибольший интерес комментаторов, начиная с античных и средневековых платоников. Cамые известные ком­ментарии принадлежат Проклу, Галену, Калкидию и Гильому Коншскому). В 20 в. своего рода комментарий к «Тимею» написал известный физик В. Гейзенберг, провозгласивший, что после создания квантовой механики физика впервые за две с лишним тысячи лет вернулась к учению Платона о математической структуре материи-пространства.

  • Рус. пер.: В.Н. Карпова (1879), Г.В. Малеванского (1882), C.С. Аверинцева (1972).

Текст и переводы:

  • Platonis Timaeus, – Platonis opera. Ed. J. Burnet. T. 4. Oxford, 1902 (repr. 1968);
  • Plato. Timaeus with introd. and notes by R. D. Archer-Hind. London; N. Y., 1888;
  • Taylor A.E. A Commentary on Plato’s «Timaeus». Oxford, 1928. 19622 (repr.: 1987);
  • Cornford F.M. Plato’s Cosmology. The Timaeus of Plato transl. with a running commentary. London, 1937;
  • Платон. Тимей. Пер. С.С. Аверинцева, – Собрание соч.: В 4 т. Т. 3. М., 1994, с. 421–500.

Литература

  • Sachs E. Die fünf platonischen Körper. Berlin, 1917;
  • Olerud A. L’idée de macrocosmos et de microcosmos dans le Timée de Platon. Uppsala, 1951;
  • Cherniss H. The Relation of the «Timaeus» to Plato’s Dialogues, – AJPh 78, 1957, p. 225–266;
  • Brisson L. Le même et l’autre dans la structure ontologique du Timée de Platon. Un commentaire systematique. Paris, 1974 (St. Aug., 19983);
  • Gloy K. Studien zur platonischen Naturphilosophie im «Timaios». Würzburg, 1986;
  • Interpreting the «Timaeus»–«Critias». Proceedings of the IV Symposium Platonicum selected papers. Ed. by T. Calvo, L. Brisson. S. Aug., 1997;
  • Perger M. von. Die Allseele in Platons «Timaios». Stuttg.; Leipzig, 1997;
  • Wright M.R. (ed.) Reason and Necessity. Essays on Plato’s «Timaeus». London, 2001;
  • Miller D.R. The third kind in Plato’s «Timaeus». Göttingen, 2003;
  • Малеванский Г.В. Музыкальная и астрономическая система Платона в связи с дру­гими системами древности, – Диалоги Платона «Тимей» и «Критий». Пер. с прим. Г.В. Малеванского. К., 1883, с. 1–36;
  • Рожанский И.Д. Платон и современная физи­ка, – Платон и его эпоха. К 2400-летию со дня рождения. Отв. ред. Ф.Х. Кессиди. М., 1979, с. 144–171;
  • Григорьева Н.И. Парадоксы платоновского «Тимея»: диалог и гимн, – Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981, с. 47–96;
  • Бородай Т.Ю. Образ мастера и значение слова «демиург» в диалогах Платона, – ВДИ, 1983, 4, с. 119–130;
  • Она же. Рождение философского понятия. Бог и материя в диалогах Платона. М., 2008, с. 13– 130.

«Тимей» и последующая традиция:

  • Claghorn G. S. Aristotle’s criticism of Plato’s «Timaeus». Hague, 1954;
  • Baltes M. Die Weltentstehung des platonischen «Timaios» nach den antiken Interpreten. T. 1–2. Leiden, 1976–1978;
  • Reydams-Schills G. Demiurge and Providence. Stoic and Platonist readings of Plato’s «Timaeus». Turn., 1999;
  • Platons «Timaios». Beitrage zu seiner Rezeptionsgeschichte. Hrsg. von A. B. Neschke-Hentschke. Louvain; Leiden, 2000;
  • Plato’s Timaeus as cultural icon. Ed. by G.J. Reydams-Schils. Notre Dame (Indiana), 2002;
  • Ancient Approaches to Plato’s «Timaeus». Ed. by R.W. Sharples, A. Sheppard. L., 2003.

Античные комментарии:

  • Плутарх Херонейский: Plutarchi Chaeronensis De animae procreatione in Timaeo, – Plutarchi Moralia. T. VI, fasc. 1. Lpz, 1965;
  • Гален: Galeni in Platonis Timaeum commentarii fragmenta. Ed. H. O. Schröder, – CMG Suppl. 1. Lpz., 1934, p. 9–26;
  • Порфирий: Porphyrii in Platonis Timaeum commentariorum fragmenta. Ed. A. R. Sodano. Nap., 1964;
  • Калкидий: Timaeus a Calcidio translatus commentarioque instructus. Ed. J H. Waszink, L.; Leiden 1962, 19752;
  • Прокл: Procli Diadochi in Platonis Timaeum commentaria. Ed. E. Diehl, vol.1–3, Lpz., 1903–1906
  • (фр. пер. и комм. J. Festugiére, in 5 vols. P., 1966–1968). См. также лит. к ст. Платон.

Т. Ю. БОРОДАЙ